Элизабет нахмурилась. Проделать дверь в стене уже было достаточно сложно. Способна ли ее магия помешать всем этим людям – а их немало – увидеть ее?
– Как мне это сделать? – спросила она.
И снова мышь шевельнулась, будто пожала плечами, хотя плеч-то у нее на самом деле и не было.
– Откуда мне знать? Я всего лишь мышь.
Элизабет пробормотала себе под нос слово, которое, случалось, говорил папа, когда был особенно зол. Мышь тихонько хихикнула.
Ладно, ей не нужна помощь какой-то там глупой мыши. Она способна сама решить свои проблемы и не собирается просить снова, выставляя себя дурочкой.
Все, что она делала до сих пор, было так же просто, как желание, но желать чего-то гораздо труднее, когда ты замерзла, голодна и боишься, что тебя поймают. Элизабет очень хотелось положиться на кого-то другого (хотя она никогда, никогда не призналась бы в этом вслух), потому что, если ты ребенок, это тебе и полагается делать – позволять взрослым решать, как лучше. Но взрослые, которые находились вокруг, были не из тех, кому можно доверить принимать за себя решение, так что Элизабет вернулась к тому, с чего начала. Ей придется разбираться самой.
«Я хочу…» – подумала она и тут поняла, что мысль эта весьма неопределенна и ей нужно вложить в нее намного больше энергии, если она хочет, чтобы желание осуществилось.
«Я хочу…» – подумала она снова, и в этот момент ей показалось, что один из мужчин по ту сторону площади заметил ее. Возможно, ее выдали светлые волосы или трепещущий на ветру край голубого платья, но сейчас на нее определенно смотрели или по крайней мере смотрели на тележку.
Внутри все сжалось, скрутилось узлом, и Элизабет, скорчившись от ужаса, зашептала:
– Ты меня не видишь, не видишь, не видишь.
Она напряженно прислушивалась, не раздадутся ли торопливые шаги, или приближающийся смех, или чей-нибудь окрик: «Эй, куда это ты?».
«Если кто-то подойдет, я просто побегу, побегу, побегу, и он, возможно, опешив, не увидит меня».
Но этот «кто-то» может подойти с друзьями, с друзьями, которые окружат ее, и схватят, и потащат, кричащую, и Элизабет ничего уже не сможет сделать, потому что она маленькая, слабая и напуганная.
– Значит, они вообще не должны увидеть меня, и они не увидят, не увидят, не увидят, я сливаюсь со стеной, с тележкой, с землей, с небом, куда бы они ни посмотрели, я как вода, сквозь которую все видно, а они не заметят даже малейшей ряби, и никакие жестокие глаза не увидят меня, и никакие жестокие руки меня не коснутся, они не видят меня, не видят, не видят.
Она так сильно сосредоточилась на своем желании, что и не услышала, как смотревший в ее сторону мужчина подошел ближе. Сначала Элизабет увидела его башмаки – растрескавшиеся коричневые кожаные башмаки, из подметок которых торчали шляпки гвоздей, лязгающих о брусчатку. «Я должна была это услышать, правда должна была». А выше башмаков – шерстяные штаны, видавшие лучшие дни (и отчаянно нуждавшиеся в стирке, ведь исходивший от них запах был настолько ужасен, что Элизабет затошнило).
Взгляд ее поднялся еще выше, скользнул по бурому кожаному поясу с подвешенным к нему ножом с серебристой рукоятью, в таких же бурых кожаных ножнах, и по коричневому жилету поверх синей рубахи, застегнутой лишь наполовину. Грудь мужчины пересекал длинный выпуклый шрам, а кожа выглядела не чище штанов. Элизабет боялась посмотреть ему в лицо, боялась увидеть его жадные глаза, но потом сказала себе, что она не перепуганная мышь – даже если чувствует себя именно так, – и вскинула взгляд.
Мужчина был небрит, а глаза его – жесткие, пронзительно-голубые – переполняло удивление. Он смотрел на скорчившуюся Элизабет, и лицо его кривилось в крайнем замешательстве.
«Он не видит меня», – подумала девочка, и эта чудесная мысль наполнила ее ликованием. Она видела его четко и ясно, замечала каждую морщинку вокруг его глаз, но он смотрел прямо на нее – и не видел.
Грязной рукой мужчина поскреб в затылке и обогнул тележку.
– Все путем, Эйб? – окликнул его приятель с той стороны улицы.
– Мне показалось, я что-то видел, – ответил Эйб, но, хотя его башмаки едва не задели Элизабет, мужчина совершенно не осознавал, что она здесь.
«Получилось! Я это сделала!»
– Я же говорил, что ты волшебница, – пропищал мышонок ужасно самодовольно.
– Но вы не сказали мне, как колдовать, так что даже не думайте приписывать себе все заслуги, – срезала его Элизабет. – Это моих рук дело.
– Если ты такая умная, подумай о том, что тебе лучше побыстрее убраться с площади, пока чары не развеялись.
Элизабет очень хотелось съязвить что-нибудь в ответ, но она сразу оценила разумность слов мыши. Ей удалось укрыться от глаз одного человека, но это не обязательно означает, что она способна спрятаться ото всех.