Кристина вскочила с места, уже не слушая дальнейшие слова, выбежала в коридор, ворвалась в кухню.
— Мам, хватит! — воскликнула она, и мать вдруг умолкла, испуганно глянув на неё. Опустилась на колени, медленно подняла ложку. — Мам, пожалуйста, не надо придавать этому такое значение. Это же не Князев к нам едет.
— При чём... при чём тут Князев? — положив ложку на стол, спросила она дрогнувшим голосом.
— При том, что он хороший человек, — устало проговорила Крис и присела на стул, положив ладони на колени. — А про этого... про него я тебе всё уже сказала. И говорила не раз. То, что он соскучился, не должно приводить в дикий восторг ни тебя, ни меня. Заказали бы суши, а не вот это всё.
— Он суши не ест, — тихо заметила Маргарита, и Кристина хлопнула себя ладонью по лбу.
— Ну а это-то тебе зачем помнить? — чуть не вскрикнула она.
— Для таких случаев, — только и буркнула мать в ответ и вернулась к готовке. А Крис снова закрыла глаза.
Только бы побыстрее всё закончилось. Только бы побыстрее пролетел этот незваный вечер. Только бы побыстрее наступил завтрашний день.
Только бы хоть одна из этих молитв долетела до своего адресата, если адресат у них действительно есть.
***
Звонок в дверь.
Две звонкие ноты в третьей октаве, ядовито прозвучавшие в щемящей пустоте, словно стремясь пустоту эту лишь увеличить до размеров чёрной дыры.
Анатолию Сысоеву, когда-то больше известном как «муж», как «папа», а ныне как «предатель», «гад» и так далее, Кристина открывать не стала. Раз мать её согласилась на эту авантюру, то и всю ответственность она переложила на неё, заранее проклиная себя за то, что снова её подставила из-за собственной глупости, ненависти, ребяческих «хочу-не хочу», что следовало бы оставить в детском саду, в который она, к сожалению, не ходила.
Он совсем не изменился. Через мамино плечо всё так же виделся «придурок», «никто», моргающий, словно какой-то зверёк, сквозь свои очки в чёрной оправе, водящий ладонью по на изумление аккуратно постриженной тёмной чёлке, прочищающий горло, закрывающий за собой дверь давно уже не принадлежавшей ему квартиры. Его — вернее, когда-то его — дочь стояла, прислонившись плечом к шкафу, тупо глядела на принесённый им букет из, кажется, гиацинтов (и где он умудрился их найти в начале ноября в Москве?), тупо следила за тем, как он разувался, не сводя своего взгляда с неё тоже.
— Ты выросла, — вдруг услышала она. То были не первые сказанные им здесь слова, в предыдущие — какие-то глупые приветствия, извинения, ещё чёрт пойми что — она и не вслушивалась, предпочитая считать, что её тут вовсе нет. Но эта реплика была обращена к ней, и теперь она должна была ответить — или репликой своей, или ремаркой, как в самой глупой пьесе.
— Тебе это удивительно? — наконец холодно вырвалось у неё.
Он молча стянул с себя шарф и устроил его на полке, расправил плечи. Мама стояла рядом, сжимая в руках букет и смотря куда-то в пол.
— А что ты думал, что меня запихнут в какую-нибудь криокамеру, и я больше расти не буду? — переформулировала свой вопрос Кристина, чувствуя, как к горлу подкрадывалось что-то тяжёлое, почему-то жарко давящее даже и на плечи. — Ты думал, вместе с тобой исчезла и я? Исчезла наша с мамой жизнь? Ты думал, изменения только тебя коснулись, да? Взял да поменял Москву на Питер, жену и дочку на самовлюблённую идиотку, внезапно пристрастившуюся к тебе, словно к алкоголю, правда?
— Я с подарком, — будто бы не слыша её, сказал Анатолий.
— К чёрту твои подарки, — отрезала Крис. — К чёрту твои приезды. К чёрту тебя с твоим притворством.
Но Сысоев всё так же её не слушал. Положил на тумбочку большую толстую книгу, поправил свой пиджак, такой, в котором только служить, но не жить.
— Ты же любишь легенды, — промолвил он, уже уходя вслед за Маргаритой в кухню.
Кристина от совместного ужина отказалась.
Дождавшись, когда и мать, и блудный отец скроются, чтобы вести какие-то свои беседы — Кристине даже интересно не было, какие — она подошла к тумбочке и взяла в руки принесённую «гадом»-«папой»-«предателем» книгу: любопытство всё-таки брало верх.
На чёрной обложке белыми глянцевыми буквами было написано:
Самые редкие легенды стран и народов мира
Почему-то от фразы этой передёрнуло. Да, Сысоев знал эту её тайную слабость. И да, он и не знал, что слабость эту она питала отнюдь не к каждой байке, что можно услышать в любом закоулке, и уж тем более не к редким.