Чего она не ожидала, так это того, что на фоне всех начавшихся странностей решит ещё в Москву заявиться её биологический отец, который оставил их с мамой так давно, что ей проще было вспомнить дату Ледового побоища, чем дату, когда он последний раз был у них дома. Она не хотела его видеть.
Но, видимо, где-то там сверху никого не заботило, что она хотела на самом деле.
***
Настроение на весь день было испорчено. Ни Нине, ни Глебу, ни кому-либо ещё о приезде отца Кристина не сказала. Эту тему они всегда старались обходить стороной, а теперь это она решила идти напролом. Оставалось лишь стоять и ожидать, когда эта волна разобьётся, словно о скалу.
После занятий она зашагала по тротуару, кутаясь в большой клетчатый шарф, больше напоминающий шаль, и никак не будучи в состоянии выкинуть из головы мысли о том, что скоро предстоит встреча с человеком, которого ненавидишь за одно только существование. За то, что он даровал им такое существование. Без него. Нет, он не был чудесным человеком. Но он был недостающей деталью конструктора под названием «семья». Предал и сделал неполноценной эту ячейку общества, когда она только зарождалась.
Мама варила куриный суп. Это стало ясно по запаху ещё на пороге квартиры. Крис отряхнула ноги на коврике, заперла за собой дверь, положила ключи на полку. И мать вышла в прихожую, заслышав, что дочь уже пришла домой.
— Он сказал, что он скучал, — вместо приветствия сказала она.
Ага, так скучал, что даже ни разу ни её, ни её дочь с Днём рождения не поздравил, а ведь это — самое малое, что он мог бы сделать, да не сделал. Хотя Кристина в этом плане тоже была молодец. От отца чего-то всё ждала, а сама не действовала. Насчёт матери она загадывать боялась: мало ли, вдруг они всё-таки до сих пор поддерживали связь, а она об этом не знала?
— Ну здорово, что, — буркнула она, отправляя на полку шапку и перчатки. — И что теперь делать? Может, тележку с мороженым заказать или клоунов? Ах да, он там в Петербурге совсем разбаловался, как же я могла забыть.
— Кристина! Ну он же на самом деле приехал, остановился в гостинице, недалеко от нашего дома, — с укором воскликнула мать. Крис сняла шарф, расстегнула куртку и замерла, подняв брови.
— О, так он ещё и помнит до сих пор, где мы живём? — вырвалось у неё. — Ну всё, вот жди, заявится к нам, пока нас не будет, заберёт всё самое ценное и уедет обратно к своей Офелии.
— Ольге, — тихо исправила мама. А голос её прозвучал сдавленно и неуверенно.
— Какая разница? — рассердилась Кристина, принявшись снимать сапоги. — Ты её ещё и защищаешь? Я бы на твоём месте больше с ним никогда не встретилась! А про неё и говорить нечего: мужа увела и радуется, что теперь это её муж. Посмотрите на меня, я умею воровать и гордиться ворованным, потому что сама я так бедна, что не могу себе заработать, чтобы приобрести всё самостоятельно!
— Кристина! — снова воскликнула Маргарита. — Пожалуйста… будь мягче.
— Я не подушка, а он не игрушка, — отрезала её дочь, повесив куртку на вешалку. — Он идиот. И это я сказала, постаравшись, как ты сказала, быть мягче.
«Вот и думайте теперь, какой там правильный ответ в этой загадке о том, что мягче всего на свете», — промелькнуло у неё в голове, когда она прошла мимо матери в свою комнату.
— Он придёт вечером! — напоследок крикнула та, уходя обратно в кухню. Кристина остановилась на полушаге.
— Значит, помнит ещё всё, — пробормотала она и вдруг пожалела, что под ногой не было камня. Хотелось что-то пнуть. Вот только ни под рукой, ни под ногой ничего не было.
«Гад», — скользнуло у неё в мыслях. Пожалуй, это было единственное его настоящее имя, которым она могла его наречь. На большее она была не способна.
Как бы то ни было, где-то там, глубоко, в подсознании Кристины всё ещё обитал образ отца, который водил четырёхлетнюю дочурку в зоопарк и кормил пломбиром в вафельном рожке. Правда, рядом с ним приютился образ отца-предателя, вновь и вновь возвращая девушку к событиям того вечера, когда он окончательно собрал все свои вещи и навсегда ушёл из дома, перед этим подлив масла в огонь маминой истерики. И это подсознание Крис даже не смотрело на трёхлетнюю разницу в возрасте этих образов и ставило их в один ряд, и один от другого был, увы, неотделим. В итоге получался очень странный персонаж, двуликий, но уже ненавистный.