— Ты разве еще не должна быть в постели? А ну, беги, женщина, не то отшлепаю, — посмотрел он на неё, угрожая пальцем в воздухе.
— Несмешно… Я бы всё отдала, чтобы это ощутить, — угрюмо посмотрела она на него своими мрачными глазами.
— Хочешь ощутить, как я тебя шлепаю? — улыбнулся он с уставшим взглядом. Ему хотелось, чтобы она хоть немного отвлеклась от того кошмара, что пережила.
— Да, — улыбнулась она в ответ. — А помнишь…
— Даже не начинай, — перебил он её прежде, чем она начала вспоминать их совместные выходки. — Мы каждый день что-то вытворяли… И всегда были счастливы, правда? Я точно был.
— И я была счастлива с тобой. Мне нужно это счастье. У меня его никто не заберет, — сказала она, опустив взгляд.
— Ты сильная. И всегда будешь такой. Самая сильная, — ответил он, пытаясь её успокоить.
— Хочу уснуть здесь. С тобой. Перед зеркалом. Я только возьму подушку, — взяла она её и улеглась на пол, прикрывшись пледом. — Можешь рассказать мне что-то… Хорошее?
— Могу… — ответил он, присаживаясь напротив и глядя, как она безмятежно пытается уснуть. — Это будет рассказ о том, как я выбирал тебе кольцо…
Её глаза тут же открылись, и она заинтересовано замерла, вслушиваясь в каждое его слово.
— Не знаю, заметила ли ты, но на нем гравировка…
— Что? Конечно, нет. Я сразу вцепилась в него и надела, как сумасшедшая, — сняла она его, чтобы посмотреть. Улыбка не сходила с её лица, но и глаза резко заслезились от эмоций.
— Я делал его на заказ, потому что хотел что-то необычное. Что ты точно оценишь… А ты даже не обратила внимания, — засмеялся он, глядя на нее.
— Я бы обратила… Если бы не обстоятельства, при которых я получила его, — ответила она с грустью в голосе. Её указательный палец водил по надписи внутри. «Полюбив, уже не судят».
— Надо судить человека прежде, чем полюбишь его, ибо, полюбив, уже не судят… — повторила она вслух.
— Это про нас с тобой, я очень люблю тебя. Пожалуйста, поспи, — сказал он, приложив ладонь к зеркалу, и она приложила свою, пытаясь вспомнить теплоту его рук. Так она и уснула. Пока он нежно наблюдал за её дыханием. А затем отражение просто накрыл туман, и он вновь исчез в зазеркалье…
Сон одним точным ударом бил прямо в сердце. Воспоминание последней встречи с Донованом. Похороны.
Ещё никогда небо не было таким грустным, как сейчас. Улицы тонули в дожде, а Уэнсдей не могла даже стоять. Мортиша и Гомес держали её мертвой хваткой, потому что иначе она бы содрала себе все колени. Ватное состояние не проходило. Тайлера хоронили в открытом гробу. Синие губы, бледная кожа, черный костюм. Уэнсдей ощущала запах формалина даже на улице, сквозь приятные нотки дождя. Все что-то говорили, но она не слышала, зато четко видела Донована, стоящего напротив и глядящего куда-то в пустоту, словно там стояла его жена и говорила ему, что это он во всем виноват. Но там никого не было. Она лишь на секунду оторвала свой опустошенный взгляд от его отца и вновь провалилась в свою боль. Как в огромную бочку ледяной воды, которая сводила ноги жутким спазмом и не давала дышать. Когда крышку гроба закрыли, начался самый ад. Ведь она не смогла этого вытерпеть и кинулась туда, открывая её тонкими ручками из последних своих сил и вцепившись руками в его пиджак.
— Не уходи… Только не так, — сидела она коленях на мокрой земле, а родители даже боялись её трогать. — Я прошу тебя. Тайлер… Не оставляй меня здесь одну! Я хочу за тобой…
Её голос перешёл на хрип. В нем слышались мольба и отчаяние. Донован не мог сдержать слез, слыша это, но он уже был пьян. Ведь просто не выдержал того, что ощущал. Люди вокруг сочувствующе смотрели, как она льет горькие слезы, целуя его ледяные, мертвые руки, и с ужасом понимали, насколько рано он ушел. Двадцать три года — всего ничего, он не прожил и трети своей жизни.
— Дорогая, ты вся промокла, дрожишь… Заболеешь, — промолвил Гомес, помогая ей встать и укутывая в свой плащ.
— Папа, — уткнулась она носом в его плечо.
— Мой скорпиончик… Поплачь. Ты не плакала… Уже лет пятнадцать… Или больше, — промолвил он, крепко обняв её.
— Я не могу дышать, — сказала она, стиснув зубы, и повисла на нем без малейших сил. Внезапно её кожа вся позеленела, и, в итоге, она потеряла сознание.
Весь день Уэнсдей не могла прийти в себя, словно пребывая в кошмарном сне. Ей казалось, что вот-вот Тайлер появится на пороге комнаты и скажет, что это был сюрприз к их годовщине… Но как же это было наивно и глупо. Мечтать об этом, пока любовь всей твоей жизни лежала в холодной земле.
Уэнсдей пришла в себя лишь ночью, когда все ушли. Родители остались у неё дома. Она вышла из спальни, оглядывая кухню и понимая, что всё это жестокая, невыносимая правда. Отныне она осталась одна. Больше он не будет смотреть на неё влюбленными глазами. Обнимать её перед сном. Перекладывать её сонную на кровать, свернутую калачиком в процессе написания очередной курсовой. И любить так сильно, как умел любить только он…