— Пять, — ответил Донован, и она в мгновение вспомнила про Ксавье. — Черт!
Её рука потянулась к телефону, и он сразу взял трубку.
— Хотел заехать за тобой, а Мортиша сказала, что тебя нет, — ответил он сразу же с легкой нотой грусти.
— Я у Тайлера дома… С его отцом. Сможешь приехать сюда? — уточнила она, поправляя смятую кровать.
— Да, конечно, смогу, — улыбнулся Ксавье. — Буду через двадцать минут.
— Хорошо, — ответила она и побежала вниз по лестнице. — Я сегодня встречаюсь кое с кем в восемь. Это важно. По нашему делу. Потом позвоню Вам.
Её тоненькие пальчики собирали вещи в рюкзак и приводили себя в нормальный вид после сна.
Через пятнадцать минут Донован выглянул в окно.
— Там мальчишка Торп приехал… — посмотрел он на неё. — Ты рассказала ему?
— Нет… И не собираюсь. Это личное. Я только пытаюсь доказать родителям, что всё нормально, — ответила она, поправив волосы и глядя в зеркало, которое висело на выходе.
— Не нужно давать кому-то шанс, если ты ничего не чувствуешь, Уэнсдей. Он явно влюблен в тебя. Это только сильнее ранит, — сказал Донован, уходя.
— Я никогда и никому не дала бы шанс. Кроме Вашего сына, Донован, и Вы это знаете! — крикнула она ему вдогонку и с психом хлопнула дверью. Старик вздумал учить её жизни.
— Прости, проспала, — села она в машину, вновь громко закрыв её до боли у него в ушах.
— Черт… Уэнсдей… Пожалуйста… Не бей её так, — нежно попросил он, уставившись на неё. — Ты отстригла волосы… Тебе идет… Ты… Такая… Взрослая.
— Спасибо… Да, отстригла. Просто захотелось, — ответила она, пристегиваясь. — Я больше не буду бить твою машину.
— Это здорово, — улыбнулся он. — В кино?
— Давай, — согласилась она, глядя на дом Тайлера. Так много воспоминаний… И так много боли одновременно.
В кино Уэнсдей думала лишь о цели и никак не могла переключиться. При том, что Ксавье предложил ей сходить на то, что она выберет. И это был какой-то обыкновенный посредственный ужастик, но и его она не смотрела. Всё время ковыряла ногтями джинсовую ткань своих брюк и нервничала.
— Уэнсдей, если ты не хочешь быть здесь, просто скажи. Я не какой-нибудь садист, который водит девушек в кино против их воли, — сказал Ксавье в темноте, и она посмотрела на него.
— Я просто волнуюсь. Не могу переключиться. Ничего важного, — ответила она, переводя взгляд на экран.
— Я понимаю. Но я предлагаю уйти. Погулять, расслабиться, и ты скажешь, что так тревожит тебя… Помимо того, что ты пережила… — спросил он, наклонившись к ее уху.
— Ладно, давай уйдем, — резко встала она посреди зала и направилась к выходу, а Ксавье пошел за ней, как на невидимом поводке. Он был уже ведом настолько, что не мог противиться. Такова была его любовь.
Стоило им выйти из кино, Уэнсдей сразу решила признаться ему.
— Я не хотела в кино. Мне просто нужно, чтобы родители уехали… Решив, что со мной всё нормально, — выдохнула она.
— Ну вот ты и сказала это… — ответил он с грустью.
— Что?
— Что я безразличен тебе, — ответил он, глядя на темное небо.
— Нет, не так, Ксавье. Просто сейчас есть вещи, которые я должна исправить, — сказала она, отрицательно покачав головой. — Но ты — мой друг… Наш друг.
— Тайлер… Это связано с ним? — задал он вопрос, и она кивнула.
— Я помогу тебе. С родителями, но знай, что я всё это не одобряю. И уверен, он бы тоже не одобрил. Он очень любил тебя, — промолвил Ксавье, задумавшись.
— Есть только два способа прожить свою жизнь. Первый способ — жить, как будто ничто не является чудом. Второй — как будто все это — чудо. И это не я придумала, — ответила Уэнсдей, покосившись на него.
— Это придумал Эйнштейн… Я знаю, — покачал он головой. — Будь осторожна. Чудо — не всегда то, чем кажется.
— За меня не волнуйся. Раз пережила его похороны, переживу и всё остальное, — отрезала она бесцветным тоном.
— Надеюсь, что это так… Надеюсь, что ты поймешь, как не безразлична людям вокруг тебя. Я знаю, Тайлер умел любить… Но он не единственный, кто всегда был рядом. Кто всегда поддерживал, — попытался он взять ее за руку.
— Ксавье… — вынула она ледяную ладонь. — Нет.
— Ты права. Зря я так сделал, — опустил он глаза в смущении. — Блин, Уэнс, я не должен был. Извини.
— Всё нормально. Мне нужно в одно место к восьми вечера. Отвезешь? — спросила она, толкнув его в плечо, как обычно.
— Отвезу, — улыбнулся он. — А ты не меняешься. Я всегда был как личный водитель.
— Стабильность — это иллюзия, — ответила она, посмотрев на него. — Он уважал тебя. И никогда не говорил о тебе плохо. Никогда не осуждал и не ревновал.