Произведения искусства разместили в одном из пустующих городских скдадов, приставив охрану из взвода дроидов, чтобы дичь глушёная по дурости своей не попортила бесценные шедевры. Костас ни секунды не сомневался в том, что дикари попросту не углядят истинной цены этих вещей, а вот от скуки испохабить могут запросто. Рам прекрасно помнил, как на Кристофсисе, в особняке сбежавшего губернатора, солдаты с дурацким смехом писали похабщину на мраморных стенах и распарывали старинные гобелены на ветошь для чистки оружия. Но если он сам и не разделял восхищения и пиетета перед антиквариатом, то это ещё не означает, что нужно уподобляться такому вот регочущему стаду и мочиться в древние амфоры или пририсовывать усы изображениям на портретах.
Арора благоразумно держалась в пределах видимости коменданта, не желая возбуждать его подозрений самостоятельными прогулками по территории склада. Контрразведчик в компании искусствоведа предпочли начать опись с противоположного конца помещения, дабы не утруждать себя надоевшими дыхательными масками и не особенно ограничиваться в выборе выражений и содержании разговоров. Сам Костас предпочёл остаться с Зарой - не из дурацких подозрений, что леди-мэр стащит что-то из вещей (воображение услужливо нарисовало Зару, прокрадывающуюся мимо дроидов с картиной под платьем), а просто из желания посмотреть на настоящего ценителя красоты.
Зелтронское искусство несколько отличалось от знакомого Костасу. Не будучи большим поклонником разного рода художеств, он простодушно делил музейные экспонаты на "унылое нечто, древнее, как окаменелое дерьмо стрилла", "невнятная бессмысленная мазня", "очень натуралистично нарисованные портреты и пейзажи, немногим уступающие голограммам" и "о, а такое я бы повесил дома, будь у него цена не как у крейсера". Как бы то ни было, большая часть музейных экспонатов, виденных мандалорцем, была либо пафосной, либо нарочито-целомудренной, либо скучной, либо излишне, до отвращения, оригинальной (то есть выглядела так, что никто ничего не понимал, но старательно восхищался, чтобы казаться умнее остальных). Пожалуй, из всех произведений авангардного искусства единственным, о котором Рам вспоминал с искренней теплотой, была бронзовая скульптура "Танец", стоявшая в кабинете одного из прежних нанимателей Костаса. Автор этого чудища утверждал, что изобразил танцующего кровавого резчика, но сколько Рам ни изучал скульптуру - так и не смог этого углядеть. Но зато в начале (или в конце) она имела удобную для хватания дырку, что и сыграло ключевую роль: когда нанятые конкурентом боевики ворвались в кабинет, расстрелявший весь боезапас мандалорец ухватил злосчастное произведение искусства и принялся орудовать им, как дубиной, продержавшись до прибытия подкрепления. Теперь этот самый "Танцор" стоял у него в спальне - экс-хозяин на радостях, что остался в живых, подарил скульптуру своему телохранителю, - и работал молчаливым собутыльником Рама. Этим опытом и ограничивалось короткое приобщение Костаса к миру высокого искусства.
Зелтронское искусство, как правило, было вполне понятно всем и каждому без получасовых пояснений гида. На этой планете воспевали красоту, любовь и веселье. Откровенные, полные страсти полотна могли с равным успехом украшать стены столичных музеев и обложки эротических (а то и порнографических) изданий. Красота обнажённого тела подавалась с таким мастерством, что картины, скульптуры и статуэтки в равной степени вызывали благоговейный трепет, восхищение и вполне человеческое желание. Обнажённая танцовщица, чей горящий взор, такой живой и полный желания, приковывал взоры зрителей; влюблённая парочка, со смехом кувыркающаяся посреди цветущего поля, заражала своим молодым задором; спящая на берегу реки девушка, изваянная настолько правдоподобно, что казалось вот-вот проснётся и откроет глаза... При всей откровенности изображений Костас вынужден был признаться самому себе, что порнографией это назвать сложно. Но это себе...
- Рай малолетних онанистов, - презрительно фыркнул он, старательно поддерживая образ несгибаемого и прямолинейного вояки. Зачем? Рам и сам не мог внятно объяснить своё совершенно мальчишеское желание казаться не тем, кто он есть на самом деле. Зато Костас придумал способ маскировать свои настоящие чувства - достаточно было всего лишь вспомнить генерала-неймодианца, чтобы внутри мгновенно вскипали злость и презрение. А дальше было делом техники направить эти эмоции в нужное русло. Например, на картины.
- Морис Фион, "Цветок среди цветов", - зачитал Рам первый пункт и подошёл к картине. При должном настрое всё что угодно можно перевернуть с ног на голову: большие сияющие глаза красавицы он мысленно обозвал телячьими, филигранно нарисованные цветы, прикрывавшие пикантные части тела зелтронки, Рам тут же окрестил "фиговым листком", а саму натурщицу "преуспевающей порнозвездой". В итоге, он почти искренне поделился с Зарой мнением, что порнографии в этой картине гораздо больше, чем шедевра.
- Никогда не понимала, чего постыдного многие народы находят в плотской любви, - не поддалась на провокацию Арора.
В отличие от Костаса, она совершенно открыто наслаждалась увиденным, без какой-либо видимой системы бродя от картины к картине, трепетно касаясь скульптур и беря в руки статуэтки. Картины, как и несколько древних даже на вид книг, содержались в герметичных прозрачных контейнерах, внутри которых сохранялись оптимальные для хранения условия, но к части экспонатов можно было прикасаться, и пальцы Зары, затянутые в тонкую нитяную перчатку, ласкали шедевры, будто те были живыми.
- А причём стыд? Я говорю про переизбыток, - Костас обвёл зал рукой и сделал такой жест, словно стряхивал с пальцев налипшую грязь. - Она тут повсюду. Создаётся такое впечатление, что эта самая плотская любовь и есть единственная цель и смысл жизни на Зелтросе. Как в том старом анекдоте: сказал Создатель "затрахаться!" - и всё затрахалось. Если я сейчас увижу портрет одетого - или одетой - то первой мыслью будет "О, ещё не успел, или наоборот, уже оделся?".
Весёлый смех Зары сообщил Раму, что зелтронку не обидели его слова.
- Да, из этого собрания может сложиться именно такое впечатление, - согласилась она. - Наше искусство куда многогранней, просто секс лучше всего продаётся, а Ваш генерал, по всей видимости, при выборе ориентировался на рыночную стоимость.
При упоминании неймодианца Костас дёрнулся, словно от удара, и Зара ощутила мгновенную вспышку ярости.
- Продолжаем осмотр, - деревянным голосом произнёс капитан.
Если бы зелтронка начала расспрашивать его о причинах очевидной для эмпата неприязни к генералу, Рам, несмотря на все оказанные экс-мэром услуги, выгнал бы её вон. Но Арора понятливо оставила его в покое и какое-то время молча любовалась скульптурной композицией, изображавшей, конечно же, групповушку. А вот настроение Костаса стремительно падало, и вид обнажённой натуры только подстёгивал его раздражение.
- Расскажите о культуре Мандалора, - нарушив молчание, попросила Зара.
Она опять пропустила обязательное "сэр", но свидетелей тому не было, и Рам мысленно махнул рукой на им же самим введённое правило.
- Порнография у нас под определение "искусство" не попадает, - довольно резко ответил тот. - Да и мало кто из мэндо тратит время на мазню кисточкой по бумаге или выдалбливание долотом камушков.
- Культура имеет много воплощений, - ничуть не обиделась подобному пренебрежению зелтронка. - Такой древний народ, как мандалорцы, просто обязан нести в себе нечто особенное. Пусть не картины, но нечто своё. Взять хоть ваши доспехи. Могу поспорить, это что-то большее, чем просто снаряжение.
- Бескар"гам - это и есть часть мэндо, - Рам постучал согнутым пальцем по нагрудной пластине своих доспехов. - Их цвет, кама, оплечье - это всё душа воина, который их носит. В них - наша суть. Мэндо - это не кровь, мэндо - это дух. Для нас неважно, какой ты расы - главное, какой ты внутри.
В глазах Зары зажёгся интерес, и она неторопливо обошла вокруг мандалорца, разглядывая его броню, будто пыталась разглядеть тот самый дух мэндо. Костас невольно почувствовал себя одним из экспонатов, по какой-то причине отсутствующим в каталоге. Это чувство усилилось, когда зелтронка подошла к нему и протянула руку, желая коснуться бескара, но в последний момент замерла и вопросительно посмотрела на Рама.