В последнее время Александра не раз бывала в клубе, не упуская случая поучаствовать во всех заметных мероприятиях, хоть как-то связанных с ее египетской темой, и пообщаться с людьми, которых маман, скептически настроенная ко всему необычному, необъяснимому и непонятному для ее безусловно «здравого» ума, уже успела окрестить едким словечком «пирамидиоты». Сама Александра не была столь категорична. Потому что диагноз ставила только после обследования. А симптомы… Симптомы еще не повод для диагноза.
Вход в клуб был свободным, чай с печеньем и сушками бесплатным, темы для обсуждений интересными, а люди… Какие люди сюда приходили! Какие страсти кипели по вечерам! Какие потрясающие беседы велись! Высказаться мог каждый. Промолчать тоже. Свобода молчания порой дороже свободы слова, потому как шелуха слов скрывает мысли, как скорлупа плод. Публика в клубе была терпеливой и доброжелательной. Почти всегда. Александра обычно садилась в последнем ряду, наблюдала и слушала, стараясь оставаться незаметной, а в собственных суждениях – отстраненной и беспристрастной. И в этот раз, войдя в просторный бальный зал с колоннами, заставленный разномастными стульями, присела с краю рядом с Сережей, уже знакомым ей молодым человеком, студентом юридического вуза, почему-то променявшим молодежные вечеринки в стиле «рэп», «хаус» и «ар-н-би» на немодные заумные беседы.
– О чем шумим сегодня? – спросила его вполголоса.
– Видите ли, Александра, – наклонившись к ее уху, глубокомысленно начал Сергей, который, по его же собственным словам, как будущий юрист отвечал на вопросы не потому, что знал ответы, а потому, что его спрашивали, – как бы это покороче сформулировать. Шумим о христианстве и гностицизме. Сегодняшняя первая битва разыгралась прямо с марша, – продемонстрировал он знание терминологии, видимо, полученное на военной кафедре. – Докладчик неосторожно заявил, – Сергей наморщил лоб и будто включил на воспроизведение звукозаписывающее устройство – память у него была феноменальная, – что «люди с сильным умом были отторгнуты от христианства, с одной стороны, примитивностью религиозных идей, предлагаемых церковью, с другой – теми противоречиями, которыми изобилуют авторитетные писания, и такими взглядами на Бога, человека и Вселенную, которые не приемлемы для развитого интеллекта». А потом еще, – он беззлобно улыбнулся, – уж очень круто по церковным догматам прошелся. Говорит: «Да велика ли разница для христианина, в какую сторону крестным ходом ходить – по ходу солнца, как старообрядцы, или навстречу ему? Или как креститься – слева направо или справа налево? Одним перстом, двумя или тремя? У всех христиан символ веры один – крест! А перекрестие – канал общения с Творцом». В общем, христиане всех стран, соединяйтесь! – негромко засмеялся он, но затих под взглядом лектора, брошенным в его сторону. – Некоторые соединяться не захотели и сразу покинули зал, – шепотом закончил он пояснения.
Александра огляделась. Публика, как всегда, собралась разнородная, хотя лектор, мужчина средних лет с профессорской бородкой, похоже, был хорошо известен большинству присутствующих, которые пришли сюда пообщаться с одним из тех, кто с удивительной для ученого мира легкостью и щедростью, похожей на расточительность, разбрасывал неожиданные, порою шокирующие сведения, заставляющие по-новому взглянуть на, казалось бы, хорошо известные факты и события.