Миранда неохотно кивнула и поднялась с сиденья.
– Не хочешь немного передохнуть, девочка? – спросил меня Пол.
– Нет, я не устала, – соврала я, хотя на самом деле просто падала от изнеможения. Однако меня ужасно пугала мысль о том, что Уэстон может проснуться, когда рядом никого не будет.
«Останься с ним. Не выпускай его руку. Не отпускай его».
– Ты ангел, – сказала Миранда, подавляя зевок.
Пол похлопал меня по плечу и одними губами произнес: «Спасибо».
Потом они ушли.
Я положила голову на кровать рядом с рукой Уэстона и стала смотреть на него поверх маленьких холмов и долин, образованных белыми простынями.
– Ты должен проснуться, – прошептала я. – Наверное, тебе не хочется этого делать. Наверное, там, где ты сейчас, безопасно и хорошо, но, пожалуйста, Уэстон, проснись.
Грудь Уэстона поднималась и опускалась, подстегиваемая аппаратом искусственной вентиляции легких, который сейчас дышал вместо него. Я почувствовала, что мои вдохи и выдохи звучат в такт дыханию Уэстона. В голове стало пусто, и в конце концов меня сморил сон.
Глава шестая
Уэстон
Бегуны выстроились перед стартовой чертой. Я занял свое место на центральной дорожке. Слева от меня встала Отем, ослепительно-прекрасная в своем зеленом платье. Солнце светило ей в спину, так что ее волосы полыхали золотым костром – прямо как в тот раз, когда мы вместе шли домой от кафе-пекарни. Тогда я даже остановился, залюбовавшись этим рыжим нимбом. Этот образ поддерживал меня, пока мы были в тренировочном лагере и позже, в жаркой, душной Сирии.
И вот она здесь, со мной.
«Ты должен проснуться, – говорит она мне. У нее очень серьезное выражение лица. – Пожалуйста, Уэстон, проснись».
За ней, на соседних дорожках, замерли моя мать и Пол. Сенатор Дрейк, одетая в элегантный брючный костюм, аккуратно упирается высокими каблуками в стартовые колодки
Я смотрю направо, туда, где должен находиться Коннор, но на дорожке лицом вниз лежит тело, облаченное в камуфляжную форму и бронежилет, на спине ранец, в руке винтовка.
«Брэдбери», – думаю я, но в сердце уже ледяной змеей заползает страх. Этот солдат выше Брэдбери, и у него шрам на запястье – точно такой шрам заработал Коннор в старшей школе, во время урока труда.
«Нет…»
Звучит команда «на старт, внимание, марш», потом гремит выстрел.
Чья-то невидимая рука прижимает меня к земле, и я не могу сдвинуться с места, а Отем и остальные убегают вперед. Моя щека прижата к дорожке, голова повернута так, что я вижу свое тело, и оно тоже не двигается.
«Коннор, проснись!» – пронзительно кричу я, но голоса нет. Я зажмуриваюсь и слышу детский плач, крики мужчин и выстрелы.
«Это должен был быть я…»
Взрывается бомба. Беззвучно, и всё же беговая дорожка разлетается на миллион осколков. Огонь, дым и кровь. Меня выбрасывает в пустоту, где верх и низ меняются местами. Я падаю вверх, подброшенный взрывной волной, спина превращается в один оголенный комок нервов, вспыхивает болью.
Вверху, в зените пустоты, горит крохотная искорка света. Свет становится всё ярче, горячее, больше. Он выжигает мне глаза, и я хочу уплыть, но не могу сдвинуться с места. Я рвусь, молочу руками всё быстрее и быстрее, но врезаюсь в стену света и звука.
И новой боли.
«Уэстон, открой глаза».
Потом я падаю в обратную сторону, и жесткая, выжженная почва мчится мне навстречу.
Я разобьюсь.
– Уэстон.
– Очнись, Уэстон.
Мои глаза распахиваются, тело спазматически напрягается в ожидании боли. Ужас охватывает меня, когда я падаю на землю.
Не на землю, а в кровать.
Мой мозг зарегистрировал белые простыни, ослепительный свет, ритмичный писк. Потом боль разрезала мое тело пополам. Я попытался закричать, но какой-то предмет у меня во рту и в горле вдохнул воздух обратно мне в легкие. Я тонул и одновременно оживал.
– Уэстон.
Голос в моей голове. Мягкий и зеленый.
– Уэстон, посмотри на меня.
Теперь голос звучал не у меня в голове, а где-то рядом, и я тянулся за ним. Он мне нужен. Нельзя, чтобы он унесся по беговой дорожке без меня, в платье, похожем на весну, с волосами, подобными…
«Отем?»
Я задергался, в тщетной попытке устремиться за этим голосом, задрожал всем телом, и эти судорожные движения принесли мне новую порцию боли.
– Тихо, тихо. – Другой женский голос. Более резкий. Властный. Чьи-то руки надавили мне на плечи. – Успокойтесь. Вот так, спокойно, всё хорошо. Не боритесь с аппаратом.