— Ну, смотри.
И Фрол поставил «подкидыша» на четвертый стенд.
И в этот момент пошел конвейер.
Фрол засуетился. Первым делом он снял готовый мотор со второго стенда — Феня и на полу проверит — и таким образом освободил место для очередного. Это был резерв. «Сволочи, не могут по лишнему стенду поставить!» — подумал он. И действительно, испытатели давно твердили Арсению, чтобы тот сказал на оперативке, и Арсений Самойлович говорил, однако пятые стенды только обещали.
«Может, сходить к дяде Коле?» — мелькнуло у Фрола, когда он подводил масло. Однако некогда было ходить. Сергей снял положенный ему мотор, а конвейер все шел, все полз неудержимо, и наступила очередь Фрола. Фрол хватанул тельфер — с налету чуть не ударил себя по зубам, — подцепил мотор, снял, поставил. Хорошо еще, что стенд освободил заранее.
В дверях ЛИДы показался Арсений.
Он посмотрел на испытателей и вышел.
«Пронесло, — подумал Фрол. — Слава тебе, господи!» Он быстренько подключил новый мотор, подвинтил на глаз клапаны, фильтр проверил, включил. Завелся. Удача! Хороший мотор как будто, по голосу ясно.
И побежал к спрятанным у Сашки карбюратору и трамблеру.
По дороге заглянул на склад.
Сони не было.
— Где Соня?
— Нету. Больна.
«Вот тебе и раз!»
— Не может быть, вчера же…
— Вчера работала, сегодня не вышла. Скарлатина у девочки, понял?
«Больна. Девочка больна!» Фрол даже покраснел от чего-то.
Он вернулся в ЛИДу.
Теперь на трех стендах у него работали моторы и лишь на четвертом, последнем, лежал «подкидыш».
Один у Фрола прошел вторичную — можно отключать. Пять моторов всего. Один — на остывание и доводку.
И Фрол принялся за «подкидыша».
В ЛИДу вошел Арсений Самойлович. Фрол ставил карбюратор и искоса поглядывал на начальство. Арсений Самойлович подошел к Фене, — видно, справился, сколько сдали. Отошел. Оглядел испытателей. И — к Фролу.
— Что это у тебя? Не покрасили?!
— Вчерашний, — бросил Фрол, не поднимая головы. — Из экспериментального.
— Что?! Его ж в переплавку. Зачем ты с ним возишься?
Фрол спокойненько довинтил карбюратор. Принялся за трамблер.
— Хороший же мотор, — справляясь с волнением, сказал он наконец. — Зачем же в переплавку?
— Сколько сдал? — строго спросил Арсений.
— Пять сдал, два долеживают.
— Снимай, потом займешься.
— Не сниму.
— Ты что, Горчаков?
— Я свои и так успею.
— Я тебе говорю — снимай.
Сейчас Арсений говорил негромко, но по коже у Фрола ветерок заходил.
Сергей бросил работу, подошел. Умейко посматривал со своего ряда. Только Федор-маленький копошился с мотором, не замечая.
— Мало сдашь — смотри, — сказал, постояв, Арсений. И отошел.
— Брось ты его, — сказал Сергей. — Зачем связался?
Фрол регулировал трамблер.
Наверное, в первый раз в своей жизни Фрол Федорыч Горчаков пошел наперекор начальству.
Но запустить мотор до конца смены он так и не успел. Хотя и удалось все собрать и отрегулировать приблизительно, однако, как ни надрывался стартер, мотор не заводился. А тут еще подвесной конвейер, который шел, не останавливаясь. Вконец измученный, с неразгибающейся до конца спиной, Фрол после смены решил опять идти в душ.
Сдали они в этот день тридцать один мотор. Все, кроме Сергея, по восемь моторов. И Фрол.
После душа спине полегчало. Когда Фрол вышел из цеха, на заводском дворе в разгаре был митинг. Выйти, протолкаться к проходной было невозможно. Фрол прислонился к Доске почета — среди других фотографий здесь висела и фотография Дуганова, Федора-маленького — и стал, смотреть и слушать.
Рядом с ним никого из знакомых не было.
У заводских ворот наскоро сколотили трибуну, и теперь за столом, покрытым красным сукном, на возвышении сидели директор завода Груздев, парторг, несколько начальников цехов и еще кто-то, — видимо, от горкома. Заканчивал свою речь начальник цеха сборки Бубнов. Издалека он казался маленьким, однако над толпой гремел его голос, умноженный несколькими динамиками.
Фрол переступил с ноги на ногу. Он почти не слышал, что говорит оратор, он думал о Соне. «Сходить или не сходить? Можно подарочек — мишку какого-нибудь, конфеты… Скарлатина. Да, не сладко».
На трибуне говорил уже кто-то другой. Ба, Федор-маленький! Он говорил хорошо. Слушали. Он говорил что-то против войны. «Ай да Федя!» — подумал Фрол.
Закончил Федор. Ему захлопали дружно.
За Федором выступил еще только один оратор — парторг цеха шасси.