— …Все как один! — так закончил он свое выступление.
Все подняли руки. И Фрол поднял руку.
Во дворе, когда Фрол пришел, уже собрались за столиком мужики. «Козел», конечно, домино. В карты нельзя — штрафовали.
Был здесь таксист дядя Петя — у него всегда водились деньжата; и дядя Саша, Александр Степаныч, за которым всегда кто-нибудь присматривал из окна — бабка, теща, дочь; и Павел, вот уже лет пять собиравшийся развестись с женой, которая била его, и страшно трусивший, однако; и Сев Сергеич — интеллигент, владелец «Волги»; и токарь Славка Жуков — ему везло: жена второй раз подряд приносила двойню, почему, собственно, и дали им квартиру в этом новом доме; и пенсионер Гринин, бывший учитель. Фрол постоял, посмотрел, послушал. Отошел.
Зашагал к скверу.
Весь этот оставшийся вечер Фрол опять думал о Соне. А что, если бы?.. Нет, невозможно, пожалуй. Да и Валентина… Ей-то куда же? Нет, невозможно. Поздно, Фрол Федорыч! Он думал и о дочке Сониной, которая — надо же ведь! — опять заболела. «Может, к ней сходить все-таки, помочь чем, а? Адрес в отделе кадров узнать… Нет, неудобно как-то. Еще поймет не так… а хорошо бы дочке подарочек все же, да и Соне заодно тоже… завтра если на работу не выйдет — адрес постараюсь все же узнать…» И об Иване Сергеиче думал Фрол тоже. И о «подкидыше». «Как-то он там, лежит ли? Не украдет ли вечерняя смена?»
Долго сидел в сквере на лавочке, глядя, как играют дети в песке. Потом ходил просто так, пришел домой и рано лег спать — Валентина опять задержалась…
А наутро встал посвежевший, бодрый, даже поясница у него прошла, — и опять он был великодушен, и все был готов простить и себе, и Валентине (она пришла, когда Фрол уже спал, и опять легла на раскладушке почему-то), и готов был, может быть, начать жизнь по-новому, если бы только Валентина ответила на его ласку. Но она опять сделала вид, что спит, и Фрол, умывшись по-быстрому, взяв только кусок хлеба из буфета, отправился на завод.
«Подкидыш» был на месте.
Фрол пришел на полчаса раньше времени, однако ему повезло: конвейер стоял. Ночная смена уже сдала тридцать моторов — дали разрешение на меньший срок обкатки, — но на сборочном конвейере случился простой: не подвезли вовремя поршни.
Фрол снял один из моторов Ивана и поставил «подкидыша». Затем он отправился к окрасчику из ночной смены и налил в баночку краски.
— Воняешь здесь, — недовольно буркнул Иван, когда Фрол принялся за окраску.
— Ничего, проветрим, — сказал Фрол. — Потерпи уж…
Он почистил «подкидыша» шкуркой, потом окрасил блок цилиндров, корзинку, коробку передач, удлинитель, подцепил «подкидыша» тельфером и на весу окрасил масляный картер. От краски саднило в горле, но «подкидыш» преображался на глазах, и вскоре он уже висел перед Фролом новенький, сверкающий самолетной краской, нарядный — словно детская игрушка на елке.
Появился Федор-маленький с Сергеем, зазвучал голос Арсения Самойловича. Опоздал Умейко. Степа Солдатов, Феня, не спеша сел на свой стул. Пошел конвейер.
Двадцать девятое число — не шутка! Фрол опустил «подкидыша» и поставил к стенке: торопиться некуда, подождем. И только после обеда, сдав, как и вчера, пять моторов, Фрол осторожно водрузил питомца своего на свободный стенд. Еще раз проверил все особенно тщательно, подсоединил масло, воду, ток для трамблера. Включил стартер. И нажал на рычажок карбюратора.
«Подкидыш» поупрямился, попрыгал немного, пофыркал недоверчиво, вздрогнул наконец как-то по-особенному, отчего у Фрола вдруг часто и сильно забилось сердце, заработал сам — ровно, мощно, — задрожал, набираясь сил, запел… И, обойдя мотор, подойдя к нему со стороны выхлопного коллектора, Фрол вдруг лицом, руками, грудью ощутил здоровое свежее тепло, исходившее от него.
«Подкидыш» ожил.
Фрол обкатал его вместе с другими моторами, нарочно стараясь не отдавать ему предпочтения перед другими, хотя и слышал все время его особенно ровный и мощный голос. Позвал Феню, чтоб принял.
— Хороший мотор. Молодец, Фрол Федорыч, — сказал Феня, ставя свои закорючки.
Снял затем Фрол «подкидыша» тельфером, ловко подцепив за прочное устье выхлопного коллектора, подвел к конвейеру, продел крюк конвейера в ушко на блоке, укрепил удлинитель другим крючком, отцепил тельфер.
Мотор качнулся несколько раз, повис и пополз к отверстию в потолке ЛИДы — на главный конвейер сборки.
— Давай-давай, ползи… Ступай, — сказал Фрол с внезапной бодростью и похлопал его на прощанье по теплому боку. — Ступай-ступай, сынок, ничего…
И, только проводив его глазами до выходных ворот ЛИДы и взглянув в последний раз на его серебристую корзинку, на картер, похожий на приплюснутый рыбий живот, на карбюратор, который выделялся своим зеленоватым металлом, Фрол вздохнул и огляделся.