— Где ты, бл*дь, находишься, О’Нил? Потому что я сейчас в больнице, и они говорят мне, что ты выписался.
— Я дома. — Я вздыхаю.
— Ты дома? — кричит он в трубку. — Вопреки гребаным предписаниям врачей?
— Я в порядке. Скоро вернусь на лед.
— Ты не выйдешь на лед, пока не получишь разрешение от врача команды, — хмыкает он. — Если твоя задница не в кровати, я ожидаю, что завтра она будет греть скамейку во время тренировки. — Тренер обрывает звонок, не дав мне возможности ответить.
Да пошел он. Тренировка — это последнее, о чем я хочу сейчас думать.
Я прокручиваю остальные уведомления. У меня три пропущенных звонка от мамы и еще несколько сообщений. Я чувствую себя дерьмом из-за того, что бросил родителей в больнице. Я сказал им приехать сюда, но они предпочли остановиться в отеле.
Я нажимаю на имя мамы и набираю ответ.
Я: Я дома. В постели. Все хорошо. Извини, мам. Я позвоню тебе завтра.
Мама: Лилиана с тобой?
Я: Нет, она осталась со своей семьей.
Мама: Прости, Трэвис. Я привезу еду.
Я: Я иду спать, мам. Позвоню тебе завтра.
Мама: Хорошо.
Но я ни на секунду не верю, что она примет отказ. Теперь, когда она знает, что я дома, она приедет ко мне. Не хочу показаться мудаком, но я чертовски устал и не в настроении общаться с людьми.
Если только это не Лили. Я бы с радостью с ней пообщался, если бы только она позволила.
Глава двадцать девятая
Лилиана
Суматоха, доносящаяся снизу, заставляет меня покинуть спальню, в которой я пряталась последние два дня. Я попросила отца отвезти меня домой, и он сказал, что отвезет... после того как уладит кое-какие дела здесь. Какие дела у него могут быть в Ванкувере, я понятия не имею. Но я достаточно умна, чтобы не задавать вопросов. Он все равно мне не скажет. Он всегда туманно говорит о том, чем занимается, а теперь, когда стал Доном, он стал еще более скрытным, чем раньше.
Я замираю на месте, когда вижу, что все мои дяди, а также мои кузены Данте и Орландо сидят в гостиной.
— Что вы все здесь делаете? — спрашиваю я дядюшек, прежде чем указать на кузенов. — А разве вы двое не должны быть на занятиях?
Данте пожимает плечами.
— Он должен быть. Мне необязательно. Не то чтобы эти учителя могли научить меня чему-то, чего я еще не знаю, — говорит он с высокомерной ухмылкой на лице. Этот парень — гений. Этого никто не отрицает, но иногда мне кажется, что его эго нужно немного умерить.
— Где Джози? — спрашиваю я. Он никогда не отходит далеко от своей девушки, которая также является моей новообретенной сестрой.
Данте посылает моему отцу взгляд, который говорит мне, что он не слишком рад оказаться вдали от нее.
— Дома.
— То есть ты ее бросил? В Нью-Йорке? Совсем одну? Черт, Данте, разве она не рассказывала тебе о двух парнях, претендующих на ее внимание в школе? — Я поднимаю руку к груди с притворным беспокойством.
Данте усмехается.
— Как будто кто-то осмелится даже заговорить с ней.
Я качаю головой, на моих губах расцветает улыбка.
— Сестры сплетничают о мальчиках, знаешь ли. Она рассказывает мне то, что никогда не рассказала бы тебе. — Это ложь. Я пытаюсь вывести его из себя, и, судя по хмурому выражению его лица, у меня это получается.
Данте выбегает из гостиной, на ходу нажимая на кнопки телефона. Я смотрю ему вслед, а затем обращаю внимание на Орландо.
— У тебя на меня ни хрена нет, кузина. — Он смеется и удобнее устраивается на диване.
— Почему вы все здесь? Что происходит?
— Разве я не могу просто захотеть проведать свою любимую племянницу? — спрашивает дядя Маттео, подходя и заключая меня в объятия.
— Можешь, но Тилли здесь нет. — Я смеюсь.
— Ой, Лилиана, ты меня обижаешь. Ты же знаешь, что ты моя любимая маленькая наследница, — говорит он. Мои дяди любят называть всех нас, детей, своими маленькими наследниками.
— Конечно, это так. Но не пытайся увильнуть от ответа на мой вопрос. Что происходит? — на этот раз я повторяю более решительно. Как я уже говорила, я не дура, и тот факт, что все собрались в одном месте, говорит мне о том, что происходит что-то важное.
— Ну, не уверен, что ты в курсе, но твоего дружка подстрелили, Лил. Мы здесь, чтобы выяснить, кто это сделал, — вклинивается дядя Ромео, и острая боль пронзает мою грудь. Как будто мое сердце физически разрывается на две части.
Я поднимаю руку и потираю грудь, но это совершенно не помогает притупить боль.
— Он не мой парень.
— Он знает об этом? — Дядя Лука с вызовом поднимает бровь, кивая на другую сторону комнаты, где на каждой поверхности стоят десятки и десятки цветочных композиций.
Я подхожу и достаю карточку из ближайшей.
В этой жизни и в следующей я буду ждать тебя. Я люблю тебя.
— Трэвис.
Моя рука дрожит, когда я кладу карточку на стол. Затем я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоить свои расшатанные нервы.
— Это не имеет значения. Когда ты узнаешь, кто в него стрелял, скажи мне. — Я смотрю прямо на отца, и в его глазах что-то вспыхивает.
— Я дам тебе знать, когда мы с ними разберемся, — говорит он.
— Лучше раньше. — Я скрещиваю руки на груди.
— Этого не будет, Лилиана. Ты не будешь в этом участвовать, — рычит он. Мой отец всегда настаивал на том, чтобы я не следовала за остальными по этому пути. Чтобы я не ввязывалась в криминальный бизнес.
Однако сейчас я не могу придумать ничего лучше, чем показать им всем, из чего я сделана. В конце концов, я — Валентино, а кто-то только что попытался убить мужчину, которого я люблю. Я уже достаточно долго сижу и плачу из-за этого. Я позволю им найти парня, но я твердо настроена быть той, кто покажет ему, что бывает, когда кто-то переходит нам дорогу. Или я хотя бы буду присутствовать, когда это произойдет. Возможно, я не смогу нажать на курок, но я смогу наблюдать. В этом я уверена.
Я выхожу из комнаты, не говоря больше ни слова. Нет смысла спорить об этом сейчас. Я подожду, пока они найдут ублюдка.
День тянется за днем. Трэвис написал мне миллион сообщений. Как и Грей, который был достаточно любезен, чтобы прислать мне фотографию Трэвиса, сидящего на скамейке запасных во время утренней раскатки. Он выглядел ужасно. Даже на размытой фотографии было видно, как сильно он страдает. В его глазах больше нет привычной искры, плечи опущены. Но его сердце все еще бьется. Вот о чем мне нужно постоянно напоминать себе.
Боль, которую я причиняю нам обоим, не напрасна. У нее есть цель. Но от этого не становится легче игнорировать его сообщения. С каждым новым посланием от Трэвиса я все ближе к тому, чтобы прервать молчание и позвонить ему, сказать, чтобы он приехал и забрал меня. Увез меня домой.
Хриплые голоса, доносящиеся из кухни, заставляют меня остановиться и прижаться к стене, прежде чем войти. В одном из голосов я узнаю отца Грейсона, Джейкоба Монро. Он руководит криминальным миром в Ванкувере, да и во всей Канаде. Он также является владельцем «Рыцарей», команды мечты Трэвиса.
— Мне нужно выяснить, кто это сделал. Кто-то нацелился на мою дочь, Джейкоб, и я не уйду, пока их головы не окажутся в мешке, — рычит мой отец.