Элизабет задумалась. Потом посмотрела на Шона. Он и так считал ее глупой, а что будет, если она побежит обратно спрашивать, какой туалет ей выбрать? Надо подумать как следует. «Мужчина» начинается с «М», так что «MNA», должно быть, мужской, тогда «FIR» – женский.
Она храбро вошла в дверь с табличкой «FIR». Спиной к ней стояли четверо мужчин. Стенку они, что ли, красят? Или ремонтируют что-то? Элизабет застыла, не решаясь пройти мимо них к женской уборной.
Один из мужчин – старик, почти без зубов, в кепке, надетой задом наперед, – повернулся, и, к ужасу Элизабет, его брюки оказались расстегнуты.
– А ну, девчушка, беги домой и не будь такой смелой! – закричал он.
Остальные мужчины обернулись.
– Давай-давай, иди отсюда! Еще насмотришься, когда подрастешь! – крикнул молодой человек, и все засмеялись.
Красная как рак, с выскакивающим из груди сердцем, Элизабет примчалась к Шону, который вопил, чтобы она поторопилась, автобус уже подъезжает.
– Боже правый, ты что, в мужской туалет попала? – спросил он еще до того, как она успела хотя бы слово вымолвить, и тут же предупредил: – Мамане говорить не вздумай, а то она с тебя шкуру спустит.
И тут же закинул коричневый чемодан Элизабет на крышу автобуса.
– На нем же написано «Килмейнем» вместо «Уиклоу», это не тот автобус!
– Господь мой и Пресвятая Дева! Да залезай ты уже! – не выдержал Шон.
Тут и с обычной-то десятилеткой ездить намучаешься, а у этой еще и с головой не в порядке.
Как только автобус тронулся, полил дождь. Дорога шла мимо зеленых полей, и каждое окружала темно-зеленая изгородь. Элизабет пялилась в окно, сдерживая слезы. А также изо всех сил старалась дотерпеть до остановки, где будет уборная и кто-нибудь объяснит ей, что означают те буквы. Казалось, что со времени отъезда из Лондона прошли недели, но она с изумлением осознала, что на самом деле путешествие заняло меньше суток.
Эйлин ушла из лавки заранее, на случай если автобус прибудет раньше обычного. Она хотела убедиться, что наверняка будет дома, чтобы встретить девочку, а то Пегги будет визжать, Эшлинг рта не раскроет, Имон будет задираться, Донал нести что-то невразумительное… Ничего себе начало новой жизни в другой стране!
Эйлин пригладила юбку и заправила выбившиеся прядки. Интересно, как Вайолет выглядит теперь? У нее всегда были тонкие волосы и молочно-белое лицо. Наверное, девчушка такая же – в отличие от покрытых веснушками О’Конноров.
Стол накрыли тщательнее обычного. Эйлин заставила поменять заляпанную пятнами скатерть. Такое явное поднятие привычных стандартов разозлило Пегги.
Примчалась Эшлинг:
– Маманя, раз ты дома, давай пойдем к Махерам и заберем котенка прямо сейчас, до того как она приедет!
– У нее есть имя, ее зовут Элизабет! – одернула ее Эйлин. – И нет, котенок для вас обеих, забирать будете вместе.
– Я знаю, – неубедительно отозвалась Эшлинг.
За ее спиной появился Имон.
– Каждая получит по две лапки! – захихикал он. – Две тебе и две ей!
– Я возьму передние, – задумчиво сказала Эшлинг.
– Так нечестно, тогда ей достанется только попа! – Имон фыркнул от собственной дерзости.
– Не говори «попа», а то маманя тебе ремня даст, – парировала Эшлинг, осторожно косясь на мать: как бы и самой ремня не получить.
Эйлин пропустила перепалку мимо ушей:
– Эшлинг, иди сюда, я тебя расчешу, а то ты вся растрепанная. Стой спокойно!
Щетка всегда лежала на каминной полке, рядом с часами, и использовалась только в субботу вечером для еженедельной пытки. Морин и Эшлинг ее ненавидели и старались улизнуть. Мальчишки обычно могли рассчитывать на заступничество отца.
– Эйлин, хватит уже их прихорашивать, – говорил он. – Мужики они или кто? Нормальная у них прическа, оставь их в покое.
Однако за длинноволосых кудрявых дочерей он никогда не заступался.
Эшлинг ерзала и сопротивлялась.
– Хуже, чем собираться на мессу! – пожаловалась она.
– Не смей говорить гадости про мессу, это грех! – заявил Имон, довольный, что поймал ее на грехе, равном собственному. – Маманя, она сказала, что ненавидит собираться на мессу.
– Нет, она сказала, что ненавидит причесываться. Эшлинг никогда не скажет ничего плохого про священную мессу, правда, Эшлинг?
– Конечно, маманя, – подтвердила Эшлинг, опустив глаза.
Имон остался недоволен. Обычно после любого намека на оскорбление Господа на голову виновного обрушивалось суровое возмездие.
Пегги все еще была не в духе, чувствуя, что времена изменились в худшую сторону.
– Может, я схожу за Доналом? Он очень хочет быть внизу, когда та приедет, и он знает, что камин горит. И он не хочет, чтобы та подумала, будто он…