Эйлин знала, что у Шона не было ни малейшего интереса ехать за какой-то девчонкой, но возможность повстречать группу парней, собирающихся записаться в британскую армию, как случилось в прошлую поездку в Дублин, приведет его в восторг.
Эйлин договорилась с Махерами, что заберет котенка после обеда в день приезда Элизабет. Если что-то пойдет не так, то будет чем отвлечь всех от гостьи. Кроме того, ожидая приезда Элизабет, все будут думать еще и о черно-белом пушистом комочке, чье появление наверняка вызовет восторг.
Миссис Мориарти оказалась очень доброй и поделилась с Элизабет едой. Они вместе ели зеленый горошек прямо из банки.
– Не знала, что горошек можно есть холодным, – сказала Элизабет.
По сравнению с этим ее припасы выглядели скромно: шесть маленьких аккуратных сэндвичей со срезанной корочкой, причем три с маленькими кусочками сыра и три с еще меньшими кусочками помидоров. А также яблоко и две печеньки, завернутые в белую бумагу, и даже бумажная салфетка прилагалась.
– Мама сказала, что это мне на ужин и на завтрак, но, пожалуйста, возьмите себе сэндвич в благодарность за горошек, – не по-детски серьезно произнесла Элизабет.
Миссис Мориарти попробовала сэндвич:
– Очень вкусно! Как же тебе повезло, что мамочка делает для тебя такие вкусные сэндвичи!
– Вообще-то, я сама приготовила, но мама все упаковала, – ответила Элизабет.
Миссис Мориарти рассказала, что едет домой в графство Лимерик, к сыну с его стукнутой на всю голову женушкой. В Англии она жила с тех пор, как овдовела, и полюбила огромный Лондон всем сердцем. Работала в овощной лавке, все к ней прекрасно относились, но теперь, когда ее разбил артрит и началась война, и все такое, сын с невесткой стали усиленно звать ее домой, что миссис Мориарти совсем не нравилось. Когда война закончится и можно будет вернуться, то все в лавке будут думать, что она сбежала, и перестанут считать ее своей. Но что поделать, сын и его несносная женушка писали каждую неделю и даже приехали в Лондон, чтобы уговаривать ее. Все соседи на их улице считали ее сына с невесткой бессердечными, так как оставили мать под бомбами, поэтому сын потребовал, чтобы она вернулась домой.
Элизабет согласилась, что нелегко ехать куда-то, где тебе не хочется быть, и, пока миссис Мориарти вылавливала из банки последние горошины, рассказала о маминых друзьях О’Коннорах, которые живут в грязном городишке, в неряшливом доме на площади, куда приходят животные и оставляют там какашки. Миссис Мориарти задумчиво заметила, что, возможно, Элизабет не стоит переживать заранее и говорить всем про грязный город только потому, что мама так сказала. Лучше подождать и увидеть собственными глазами. Элизабет покраснела и ответила, что никогда бы даже не заикнулась про такое в доме миссис О’Коннор, а поделилась только с миссис Мориарти по-дружески после истории про ужасную невестку…
Они съели банку сгущенки, чтобы скрепить договор о сохранении тайны, и Элизабет уснула, положив голову на плечо миссис Мориарти, и даже не шевельнулась, пока их всех не разбудили и не вывели в холодную ночь в Холихеде, где грузчики кричали что-то на валлийском. Вокруг пассажиров, ожидавших посадки на почтовый паром, царила суматоха.
– В Ирландии тоже так говорят? – встревожилась Элизабет.
Она чувствовала себя в высшей степени неуютно, когда окружающие смеялись и кричали на непонятном языке. Мама наверняка сказала бы про них что-нибудь весьма неодобрительное. Элизабет попыталась представить, что именно, но так и не смогла.
– Нет, – ответила миссис Мориарти, – в Ирландии говорят на английском. Мы выбросили все хорошее, что имели, включая наш язык и обычаи.
– И включая свекровей, – добавила Элизабет.
– Точно! – засмеялась миссис Мориарти. – Если уж они свекровей начали обратно возвращать, то одному Господу известно, что еще они решат восстановить.
Она оперлась на плечо Элизабет, когда очередь пассажиров начала медленно втягиваться на огромный паром, величественно возвышающийся над пристанью в темноте.