– Ох, заткнись. Ты же прекрасно знаешь, что обычно все так и происходит. – Она продолжает смотреть на меня так, будто ожидает, что я действительно с ней соглашусь.
– Знаю? Кто я, по-твоему, раз знаю такие подробности? Маньяк? – Наклоняюсь и тихо произношу около ее уха: – Но знаешь, что намного интереснее? Откуда эти подробности знаешь ты?
Ее аромат окутывает меня, и кажется, что он начинает перекрывать мне кислород.
Боже. Я думал, что все будет проще.
– Это факты. Чистые факты, которые знают все. Если ты забыл, то мой папа работает в полиции, – отвечает она на выдохе, жестикулируя рукой перед моим лицом.
Я отстраняюсь от нее, пока мозг не перестал нормально функционировать, после чего говорю:
– Ты права. Как я мог забыть, что такой человек, как ты, основывается только на фактах и прочем рациональном дерьме? О, конечно, твой папа. Детектив Андерсон все еще пытается привить свою педантичность, от которой тебя тошнит?
– Пошел ты! – выплевывает она со злостью, а из ее глаз чуть ли не летят искры.
Я наслаждаюсь каждой ее эмоцией, и мой член сразу же реагирует на это. Великолепно.
Бель пытается обойти меня, но я хватаю ее за руку. Секунду мы молча смотрим друг на друга, пребывая в шоке от моего действия. Вероятно, мама посылает с небес какие-то сигналы, призывая меня наконец-то перестать быть мудаком, потому что, когда Бель хочет сделать шаг назад, я говорю:
– Останься.
– Что? – Она растерянно хлопает глазами, определенно думая о том, что я тронулся рассудком.
– Останься. Ты не должна уходить отсюда только потому, что тут появился я. Обещаю, что не скажу тебе ни слова и не потревожу.
Осознавая, что все еще держу Бель за руку, резко отпускаю ее и делаю шаг назад.
– Хорошо, – медленно говорит она, будто ожидая того, что где-то есть подвох. – Я останусь, но не дай бог, из твоего рта вылетит хоть еще одно слово. Держи все свои дурацкие комментарии при себе. – Она грозит мне указательным пальцем.
Я просто киваю, сдерживая усмешку.
Мы садимся около большого валуна, опершись на него спиной. Никто из нас не произносит ни слова, но это не угнетающая тишина, а умиротворяющая. Есть люди, с которыми приятно молчать – с ними просто достаточно быть рядом.
Я откидываю голову, закрываю глаза и теряю счет времени. Не знаю, сколько мы так сидим, но в один момент я чувствую, что на мои колени что-то приземляется. Опустив взгляд, вижу фиолетовый блокнот и ручку. Открываю его на странице, где написано:
«Ты обещал не произносить ни слова, но это не запрещает тебе их написать. Почему ты здесь?»
Сначала я усмехаюсь про себя из-за ее находчивости, но потом возвращаюсь к вопросу и снова чувствую боль в сердце. Рефлекторно рука потирает левую сторону груди. На секунду мне хочется проигнорировать ее вопрос, но почему-то я ничего не могу поделать со своими пальцами, которые уже держат ручку и пишут ответ:
«Сегодня день смерти мамы, а это единственное место, где я не чувствую вину за то, что жив».
Закончив, я передаю ей блокнот, и она сразу же устремляет взгляд на мой ответ. Сердце стучит слишком быстро в этот момент. Чувствую, как пот выступает на лбу, а руки становятся холодными. Я никогда не говорил с ней об этом.
Черт.
Я вообще ни с кем не говорил об этом. Мое дыхание становится прерывистым. Нет, нет, нет, не нужно было ей говорить.
Это все изначально было плохой идеей, я не должен изливать ей здесь свою душу. Не должен подпускать ближе, ведь это вызовет привыкание.
Из мыслей меня вырывает очередное прикосновение. Мне приходится собраться с духом, прежде чем взглянуть на ее ответ:
«Я знаю, мне очень жаль. Я готова разделить твою боль».
Ее рука касается моей и мягко сжимает.
Глава 3
Мы сидим на нашем месте примерно два часа, а может, и больше, в полной тишине. Я все еще смотрю на ее слова:
«Я готова разделить твою боль».
Они эхом отдаются в моей голове, раз за разом. Я могу даже представить голос и интонацию, с которой она могла это сказать, но не сказала. Написала. Возможно, это тот способ общения, который может нам подойти.
Слова продолжают крутиться в моей голове. Я чувствую ее тепло рядом со своим телом – запах лимона и апельсина окутывает меня с ног до головы. Или грейпфрута и мандарина. Или, черт возьми, чего бы то ни было. Он проникает мне под кожу, забираясь в самые отдаленные участки. Мне жарко. Я нагреваюсь изнутри, но не понимаю, что все это значит и как с этим бороться.
Повернув голову, я вижу, что она смотрит на небо. Вернее, мне показалось, что она смотрит – на самом деле ее глаза закрыты. Мое дыхание учащается, когда взгляд скользит вниз по ее аккуратному лицу, пухлым губам, которые приоткрываются, но затем плотно сжимаются.