Надо придумать, что сказать ему, когда он вернется. Хотя, для начала следует решить, как его называть. Учитель? Помнится, последнее, что он услышал перед своим уходом, что он ему больше не учитель. Вряд ли он устоит перед тем, чтобы это припомнить. Хотя, какой бы суффикс он не выбрал, Хико найдет повод оскорбиться, а после всего, что он сделал, назвать его, к примеру, Хико-сан, было бы оскорблением для обеих сторон.
Хико не появился и через час. Совершив прогулку до туалета и сделав еще пару глотков остывшей настойки женьшеня, Кеншин снова сел на сундук. В детстве это было его любимым местом в этом доме — сундук был достаточно большим, чтобы стать с учителем, который сидел на полу, примерно одного роста. И по нему весело было бить ногами. Кеншин улыбнулся, вспомнив, как заявил, что не перестанет бить ногами по сундуку, пока учитель не перестанет пить сакэ. Он получил взбучку после этого, но оно определенно того стоило.
Воспоминания о том, как он покинул этот дом, пришли сами собой. Он так же сидел на этом сундуке, ожидая, как Хико войдет в дом и они поговорят. Сколько Кеншин мог вспомнить их ссор, они почти всегда заканчивались так — взбешенный Хико уходил, а он сидел на этом сундуке и ждал его возвращения. В тот раз учитель так и не вернулся, а наутро он собрал вещи и ушел.
Что, если… Нет. Кеншин даже встряхнул головой, отгоняя эти мысли, но всё выглядело именно так. Хико помог ему, потому что он буквально вынудил его себе помочь, заявившись на порог с такими ранениями. А потом учитель ушел, дожидаясь, пока Кеншин покинет дом снова. В конце концов, в их последний разговор Хико уже сказал ему всё, что хотел сказать и если бы ему было, что добавить, он бы был здесь. Хотя, наверняка, есть, что — и про поджатый хвост подбитой собаки, и про то, что он был прав, говоря, что патриоты сделают из него убийцу и он предаст учение Хитен Мицурюги. Всё, что угодно лучше, чем слушать это.
В конце концов, Хико не мог просто случайно положить его вещи именно на этот чертов сундук.
Кеншин нашел и прицепил к поясу свой меч, взял немного сушеной рыбы и самый маленький из котелков, чтобы было в чем топить снег. Завернув всё это в узел, он обулся в найденные в этом же сундуке свои старые варадзи, надел соломенную шляпу и вышел из дома.
Сборы отняли у него почти все силы и каждый шаг давался ему с огромным трудом. Во дворе он нашел длинную палку, чтобы было, на что опереться, и отправился в путь.
Комментарий к Глава 6. Кеншин. Решение.
Буду рада комментариям :)
========== Глава 7. Хико. Размышления. ==========
Все три урны, которые Хико взял с собой на продажу в деревню — скорее на удачу, чем реально на что-то надеясь — были распроданы. Всё-таки, иногда надо помнить, что кругом идет война и почаще спускаться, так сказать, с небес на землю. Тем не менее, возвращался он с еще двумя заказами, эскизы которых пришлось рисовать прямо на улице, едой, лекарствами и бинтами, одеждой для его глупого ученика и бочонком сакэ, который, он надеялся, ему удастся распить хотя бы под утро, когда очередная ночь изгнания демонов завершится.
На самом деле, отметил Хико, его настроение заметно улучшилось за эти несколько часов. Возможно, это произошло и раньше, но во время постоянного ухода за глупцом, занявшим его постель, не было времени об этом подумать. Не то чтобы он ждал его возвращения все пять лет, но всё же исправно наведывался в город, чтобы собрать слухи о Баттосае, а после окончания битвы Тобу и Фушими, когда вести о ней долетели до пригородов Киото, не находил себе места. Все пять лет сомнений в собственном решении отпустить ребенка на войну нахлынули на него с новой силой, умещаясь в несколько коротких дней, пока паршивец не оказался на его пороге.
Он ведь вернулся. На самом деле Хико не думал, что мальчик когда-нибудь вернется — слишком гордым он был, чтобы признавать, что путь, который он выбрал, был ошибкой. Хико знал об этом с того самого разговора. Он мог бы силой удержать его еще на несколько дней, может быть, на неделю или даже месяц, но Кеншин ушел бы всё равно. Он был, а может, и есть, слишком восприимчив к чужим страданиям. В конце концов, он взял в руки меч впервые, чтобы защитить трех бедных девушек, проданных в рабство, как и он. Как он мог не пойти сражаться за Исин Сиши с таким началом.
Может быть, эти пять лет сомнений и сожалений нужны были и ему, чтобы подумать о своем собственном пути и о том, какие ошибки он совершил. За эти пять лет он много раз думал, что стоило быть добрее к ребенку, а не держать его в страхе, как делал его собственный учитель. Разговаривать с ним, а не упрекать, ожидая, что мальчик сам всё поймет. На что он вообще надеялся, когда в двадцать три года взял себе ученика? Но судьба сама привела его к этому мальчику. А теперь она свела их во второй раз.
По крайней мере, он может позаботиться о своем ученике, пока призраки войны еще так явно витают над его головой. И, может быть, помочь ему оправиться от тех жертв, которые он принес во благо этой страны. Вряд ли у судьбы есть другие кандидаты на эту должность.
У подножия лестницы Хико почувствовал, что что-то не так. Его не было слишком долго. Уже почти полдень, и пока он принимал комплименты своим изделиям и предавался философским размышлениям, что-то случилось.
Он взлетел по лестнице, перелетая через несколько ступеней разом.
Кеншин лежал в снегу. На голове — соломенная шляпа, меч на поясе, узел с какими-то вещами, а рука сжимает палку, явно предназначавшуюся для помощи при ходьбе.
На секунду в голове Хико промелькнула мысль, не убить ли паршивца самому, просто из милосердия к идиоту.
========== Глава 8. Кеншин. Осознание. ==========
Когда Кеншин открыл глаза, то понял, где находится, сразу. На этот раз. Снова прикрыв глаза, он подумал, что наверняка его всё же расстреляли и теперь он застрял в своем личном аду, переживая один и тот же кошмар. Странный выбор кошмара. Хико Сейджуро определенно не худшее, что с ним случалось в жизни. С другой стороны, может быть, правила ада таковы, что события прошлого переживать уже нельзя. Оно, впрочем, к лучшему.
Он сделал глубокий вздох и закашлялся. С трудом отдышавшись, Кеншин попытался приподняться и только теперь заметил Хико. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, скрестив на груди руки, и смотрел прямо на него.
Нет, кошмар определенно другой.
— Ты неблагодарная свинья, — сказал он абсолютно бесцветным голосом. — Честно говоря, я даже поражен масштабом личности великого Баттосая. Поздравляю, ты наконец смог меня действительно удивить.
Он говорил так, будто каждое слово было ругательством.
— Знаешь, — он продолжил, не меняя интонации, — за то, что я четыре дня выхаживал тебя, я ожидал хотя бы услышать «спасибо». Я, понимаешь ли, не ожидал, что полумертвый хитокири появится у меня на пороге и определенно этого не просил. И вместо того, чтобы получить хотя бы уважение к своему труду, я возвращаюсь с бинтами для тебя, идиота, и наблюдаю неудавшуюся попытку бегства, закончившуюся тем, что я спасаю тебе жизнь во второй раз за неделю. Надеюсь не получить за это хотя бы нож в спину, уж будь добр хотя бы на этот раз нападать открыто.
Закончив свою пламенную речь, он встал.
— Учитель… — Кеншин попытался что-то добавить, но приступ кашля заставил его снова упасть на кровать.
— Я сыт тобой по горло, — отрезал он. — За пять лет ты не только не набрался ума, но и окончательно превратился в идиота.
Не имея возможности и не зная, что на это ответить, он просто закрыл глаза снова. В эту минуту ему казалось, что лучше бы его действительно расстреляли.