— Доедай это, — сказал Хико, взглянув на очередную нетронутую тарелку, — даже если не хочешь есть.
Он попытался возразить, но учитель не дал ему начать, снова сказав, что не будет повторять дважды.
Руки его едва слушались. Когда Хико вышел, он собрал в кулак последнюю волю, чтобы поднести к себе миску. Решив, что без палочек разберется быстрее, Кеншин попробовал есть руками. Руки дрожали, но ему хотя бы что-то удавалось донести до рта. Это неплохо, подумал Кеншин, и как будто всех его мучений было недостаточно, рука его дернулась и миска перевернулась на него.
Он потратил, кажется, целую вечность, пытаясь собрать с себя рис и сложить его в миску. Каждое движение рукой сейчас было тяжелее, чем сделать любой удар мечом. Из-за усталости постоянно закрывались глаза и хотелось передохнуть, в какой-то момент все его мысли были только том, что надо полежать, но он продолжал упорно собирать чертов рис. Снова и снова. Одна рисовая крупинка за другой.
За этим занятием его застал Хико. Он молча забрал у него тарелку и вышел. Хотя бы молча.
Комментарий к Глава 10. Кеншин. Рис.
Буду рада вашим комментариям :)
========== Глава 11. Хико. Водопад. ==========
Безмозглый идиот, кажется, решил объявить голодовку. Может, он так сильно ударился головой, что впал в детство? Или отморозил ее.
В детстве Кеншин пару раз выкидывал подобное — устраивал голодовку, когда Хико отказывался с ним разговаривать. Хотя вряд ли безмозглый идиот глуп настолько, чтобы устраивать показательную голодовку в восемнадцать лет. Скорее всего, из-за болезни у него пропал аппетит и он просто не хочет есть и не думает о том, что в его состоянии есть необходимо. Когда в очередной раз Хико обнаружил полную миску, то велел доедать и, отмахнувшись от возражений, ушел.
Оказалось, что безмозглый идиот не может есть, а не просто не хочет. Глядя, как он трясущимися руками пытается собрать рассыпавшийся рис, Хико решил, что куриные мозги здесь и у него тоже. Он забрал миску молча — может быть, сейчас паршивец и не вызывал у Хико никаких чувств, кроме злости и раздражения, но всё же это уже напоминало намеренное издевательство над больным.
«На больных, детей и дураков обижаться нельзя» — так сказал ему как-то старик в деревне, когда он отчитывал маленького Кеншина посреди улицы. В принципе, на данном этапе своей жизни его глупый ученик подходил под все три категории.
Он вернулся с супом. Удачно, что безмозглый идиот не спал, только ворочался.
— Я помогу тебе поесть, — объявил он, наблюдая, как расширяются от удивления глаза Кеншина. Мысль о том, что глупец думал, что он оставит его голодным, была неожиданно неприятной.
Глупый ученик вырос, думал Хико, пока тот глотал суп. Он быстро уставал — даже просто пить, держа его за руку только для того, чтобы управлять наклоном чашки, ему было тяжело. Через несколько минут его руки начали дрожать сильнее, а дыхание, и без того рваное, сбилось. Но он продолжал пить — судя по всему, голод был всё же сильнее усталости. И несмотря на это, он не попросил помочь ему еще утром! Глупец. Или он боялся? Может быть, думал, что это бессмысленно, потому что Хико не станет? Браво, мастер, браво. Вы поистине великий учитель.
— Позови меня, если захочешь поесть, — сказал он, забирая пустую миску, — Или если тебе станет хуже. Я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме. Ясно?
Кеншин издал звук, который можно было расценить только как попытку сказать «да, учитель» и Хико кивнул.
— Спи. Когда проснешься, я сменю твои бинты.
Вместо ответа глупый ученик просто закрыл глаза.
Следующие три дня он почти не спал, наблюдая, как Кеншин мучается от лихорадки и непроходящих приступов кашля. Ему не только не стало лучше, ему стало хуже. Приходилось буквально вливать в него еду и лекарства, потому что он с трудом мог даже просто поднять руку. Менять повязки, укрывать, подкладывать дрова в печь, кипятить воду, варить супы и менять компрессы на голове, когда ему становилось совсем плохо.
На третью ночь Хико действительно испугался, что парень просто задохнется. Какие бы конструкции Хико не пытался соорудить, чтобы Кеншин мог сидеть, но из-за приступов кашля он постоянно падал. В конце концов Хико передвинул его постель к стене, сел и подтащил своего ученика к себе, чтобы тот мог сидеть, оперевшись на него. Он надеялся, что к утру ему станет легче — к утру ему всегда становилось легче и он даже немного приходил в себя, но не на этот раз.
Нужно было отнести паршивца к врачу. Пусть бы в нем узнали Баттосая, но он заставил бы оказать мальчику помощь. Еще лучше было бы привести врача сюда, тогда по крайней мере было бы понятно, что с этим делать.
К полудню его дыхание стало таким слабым, что Хико подумал, что это конец.
— Кеншин, ты меня слышишь? — он никак не отреагировал, но, возможно, он просто был слишком слаб, что реагировать, — Живи, Кенни, давай, дыши. Не смей умирать у меня на руках, слышишь ты?
Он лихорадочно перебирал в голове все способы борьбы с болезнью легких, какие мог вспомнить. Черт возьми, он так давно сталкивался с этим в последний раз. Влажный воздух? Или наоборот, никакого влажного воздуха? Если бы он сам болел этим хоть раз в сознательном возрасте, то смог бы вспомнить.
Когда Кеншин издал очередной хрип вместо того, чтобы сделать нормальный человеческий вздох, он накрыл его хакаме, подхватил вместе с футоном на руки и понес к водопаду.
Это были самые мучительные полчаса в его жизни.
— Спасибо.
Да, это определенно было именно тем, что он хотел услышать.
========== Глава 12. Кеншин. Меч. ==========
Прошло три недели, прежде чем Кеншин смог самостоятельно встать с кровати. От постоянного лежания всё его тело затекло, а из-за слабости ноги немного дрожали. Он попробовал пройтись по комнате — каждый шаг давался с трудом, но ходить он всё же мог. Правая нога до сих пор давала о себе знать, если на нее наступить, но всё же по большей части раны уже затянулись. Хико продолжал менять повязки, ворча, что потратил все бинты на безмозглого идиота. «Безмозглый идиот» стало его постоянным обращением, надо полагать, он был окончательно понижен до этого звания. «Глупым учеником» или, тем более, по имени, Хико к нему большее не обращался. Не считая того момента, когда отнес его к водопаду.
Он ожидал, что самым приятным, что услышит от учителя будет что-то вроде «я не желаю наблюдать, как ты драматично умираешь в моем доме». Но когда он действительно чуть не умер, в голосе Хико слышалась настоящая паника.
Самыми болезненными были слова о том, что он был неблагодарной свиньей и вся речь, последовавшая за этим. Худшее в том, что это было правдой. Кеншин никогда не благодарил Хико за то, что тот для него сделал — даже не с тех пор, как он явился сюда полумертвый, но и задолго до этого. Вообще никогда. Он просто воспользовался всем, что ему дали и ушел, чтобы через пять лет вернуться и воспользоваться снова. И… снова попытался уйти.
Он сел посреди комнаты и посмотрел на дверь.
Хико пришел через полчаса. Кеншин опустил руки на пол и медленно поклонился, изо всех сил стараясь не закашляться.
— Спасибо за всё, — сказал он, ожидая какого-либо комментария, но его не последовало, — Я умоляю простить меня, учитель.
— Вставай и поешь, — он обошел его и поставил тарелку с рисом на сундук.
Это… всё? Кеншин встал и всё-таки закашлялся. Пошатнувшись, он почти упал, но Хико подхватил его и помог удержать равновесие. Убедившись, что его ученик способен стоять самостоятельно, он направился к двери.
— Одного «простите» мне мало, глупый ученик, — сказал он, не оборачиваясь, — Но начало хорошее.
Кеншин улыбнулся. Это определенно был прогресс.
Когда через неделю ему не стало лучше, он был готов взвыть. Он был снова повышен до «глупого ученика», но в остальном всё оставалось по-прежнему. Кеншин заметил круги под глазами учителя и понял, что весь предыдущий месяц практически не давал ему спать, поэтому старался не беспокоить его вообще. Помогать он всё равно не мог. Его досуг ограничивался лежанием в кровати и хождением кругами по комнате, правда, не больше одного за раз.