— Тёть, ох и пахнет же!
— Сидайте, покушайте!
— А есть?
— Остался. Може, не такой як надо. Звиняйте. Чем богаты…
Оришка вынимает руки из-под фартука, снимает с котла крышку. Поколдовала черпаком. Выхватила его на волю с уловом. Вывернула в миску. Черпак как у походной кухни. Ручка деревянная, прочная, сам белый, из литого алюминия.
Костя взял ложку в руку, зачерпнул, пробует.
— У-ум!.. Хороша страна Болгария, а Россия лучше всех!.. «Чи фаче унди меже ла каса апликат!..» — сыпанул по-румынски. Так, абы что сыпануть.
Оришка в недоумении.
— Що вы кажете?
— Экстра-класс! — откусил полстручка красного перца. Слезу вышиб. — Ух ты, махновец!
Озабоченная своей репутацией, тетка Оришка засуетилась.
— Ничего не пойму. Скажить прямо: хороший чи поганый?
— Великолепный!
— Опять не разберу: хвалите чи смеетесь?
— Гарный, титочко, гарный! — Это уже я вставил.
— Ну, слава богу. Ешьте на здоровье!
Борщ заправлен вершковой сметаной. Весь в густых масляных блестках. Действительно, от такого за уши не оттянуть.
— Всем так или только начальству? — интересуется председатель.
— Ой, шо вы балакаете! Другие ели еще краше. Вам последки остались.
— Добро! — Костя уперся руками в столешницу, приосанился. — Тетко Оришко, от лица службы выношу благодарность!
Оришка поправляет платок.
— Та разве ж я против. Як умеем, так и робим. Абы людя́м нравилось. — Она говорит не «лю́дям», а «людя́м». Впрочем, у нас все так говорят.
Костя переменил тон. Налег на стол. Спросил с откровенной заинтересованностью.
— Тё, раскройте секрет. Как вы варите?
Оришка присела на скамью. Вздохнула, развела руками.
— Зробить зроблю, а сказать не смогу.
— Капусту когда кладете?
— Перед тем, як гасить плиту. Шоб чуть покипела, но не разварилась. Шоб чуть на зубах похрустывала.
— А картошку?
— Шоб на языке рассыпалась.
— И все по часам?
— Яки там часы? За делом некогда в гору глянуть, не то что на часы!
Славный у них разговор получается. Костя пожимает руку тетке Оришке, еще и другой сверху похлопывает.
— Спасибо! Надо идти к веялкам.
— Бывайте здоровы!
Повернулся ко мне:
— Может, пойдешь ладить сцену?
— Какая там сцена? Столы вынесем, и все дело. Пойду с тобой.
Шагаем по длинному току. Земля укатана, словно асфальт. На ней — ворох за ворохом — зерно. Между ворохами стоят веялки. К ним приводы от электромоторов. Гудят веялки. Течет зерно рудым водопадом. Молодицы отгребают его белыми деревянными лопатами. Кидают на вершину вороха.
Костя оглянулся, подождал меня.
— Какая первая забота председателя? — спросил, уставив в мою грудь большой палец, словно дуло пистолета.
Молчу, удивленно смотрю ему в глаза.
— Салага ты, и артист притом, понял? Семенной фонд! Главнее ничего на свете нет. Сеешь — думай о следующем севе. Беспрерывная цепь, запоминай! Обеспечь семенные участки. Убери их вовремя. Очисть. Храни пуще золота… У нас первая заповедь какая? Сдай вовремя хлеб государству. Я бы поставил на первое место: засыпь закрома семенами.
Наклоняется над ворохом. Черпает зерно, трет на ладони, подносит к глазам, приглядывается. Берет на зуб: достаточно ли твердое. Что-то хмыкает, качает головой.
Он уже забыл обо мне. Торопливо подошел к веялке. Стараясь перекричать стук решет, спрашивает:
— Где агроном?
— В том кутку!
Показывает в конец тока, в сторону, где под прямым углом сходятся две линии лесопосадки. Там трансформаторная будка, мастерская электрика. Туда пошел агроном недавно. И председатель — туда. Меня бросил. Зачем я ему? У него в голове зерно. Новый посев в голове. Сейчас найдет агронома. Пройдет с ним по всем ворохам. Потребует анализы, замеры. Решат, какой ворох перевозить в хранилище, какой проветрить. Может, и забракует какой. Голос у Кости ровный, спокойный. В движениях нет суеты. Станет внимательно слушать и агронома и бригадира, изредка вставляя:
— Ага-ага!.. Ясно… Добро…. Прикинем… Думаешь так? Согласен…
Или:
— Чепуха!.. Ни под каким видом!.. Несерьезный разговор!..
Для меня он на сегодня потерян. Появится ли на нашем концерте? Не знаю. Вряд ли. Может сесть в машину и махнуть в другую бригаду. Или еще куда. Шофер у него приучен следить за начальством, понимать жесты, быть всегда под рукой. Вот и сейчас «Волга» медленно последовала вдоль лесополосы, в куток, куда пошел председатель.
Может случиться, не увидимся. А мне бы хотелось кое-что ему сказать. Кое в чем упрекнуть. Мне бы хотелось сказать Косте, чтобы не зарывался, был прежним. Многие от него плачут. Даже председатель сельсовета плачет. Его, представителя слободской власти, Костя не ставит ни во что.