Отчего бы мне и не иметь всех этих любовников, — сострила она однажды — когда это им так приятно, и не стоит никакого труда!
Дворец этой беспутной женщины, купленный за самую ничтожную цену, был построен и украшен с большим вкусом ее вторым мужем. Великий князь был восхищен своим приобретением. Как дитя, получившее свою первую игрушку, он только о нем думал и говорил, но не хотел его показать прежде, чем приведет его в надлежащий вид.
Этот дворец совсем поглотил его, и когда, наконец, он пригласил меня, вручив серебряный ключик от маленькой двери, я сказала, улыбаясь сквозь слезы:
— Этот дом — мой соперник; я ревную к нему.
— Дитя мое, — воскликнул он: — конечно, я очень люблю свой дом, но больше мою Фанни Лир. — И взяв меня за руку, повел осматривать его прелести.
По широкой лестнице розового мрамора с великолепными вазами и бронзовыми фигурами мы поднялись во внутренние апартаменты, состоявшие из ряда комнат одна лучше другой. Тут я увидела огромную бальную залу, белую с позолотой, в стиле эпохи Возрождения; великолепный салон во вкусе Людовика XIV и другую гостиную, увешенную выцветшими гобеленами Людовика XV; курительную комнату мавританского стиля; будуар, обтянутый розовым шелком с кружевами; туалетный кабинет с превосходной мраморной ванной; большую столовую, обтянутую кордовской кожей, залу елизаветинского стиля, его кабинет, полузаброшенную домашнюю церковь и запущенный сад. Всюду драгоценные вещи, фарфор, ковры.
Я онемела от изумления при виде этого великолепия. Ни один дворец, кроме Мирамары, не мог бы поспорить в красоте с этим.
Великий князь с обычной нетерпеливостью уже составлял список вещей, которые он решил купить, чтобы довести дворец до совершенства.
— Друг мой, — старалась я сдержать его нетерпение, — делай это понемножку, ведь это дворец тебе на всю жизнь.
— Мне нельзя медлить; я хочу, чтобы все могли полюбоваться им до моего отбытия в Хиву, — возражал он.
— А что же тебе останется делать, когда возвратишься оттуда?
— Тогда я буду продавать вещи, которые перестанут нравиться, и покупать вместо них другие.
Воображение его не знало границ. Он хотел иметь картины Греза, Рубенса, Вувермана и очень торопился.
— Да разве так составляются картинные галереи, — говорила я, — для этого нужны годы. На твои фантазии не хватит никакого состояния.
— Милая Фанни Лир, ты будешь еще милее, если станешь заниматься своими тряпками, а меня предоставишь моим капризам.
Я умоляла его не увлекаться, не делать долгов и не позволять эксплуатировать его природную доброту уже потому только, что и меня обвинят в этом. Он соглашался со мной, но делал все по-своему; впрочем, иного нельзя было ожидать от его характера.
Он постоянно накупал разных разностей, перетащил из Павловска все свои артистические сокровища и без устали работал в оранжерее, устраивал фонтаны, гроты и озерца. Он обожал свой дворец, как индус своего идола.
Признаки времени. Охота на рысь и волков. Свадьба великой княжны Марии
Я почти все время проводила во дворце великого князя; мы часто обедали вместе, катались в санях по Петербургу и окрестностям, играли на бильярде и вообще вели тихую и спокойную жизнь. Но страсть великого князя покупать, продавать и обменивать вещи все возрастала и обратилась в настоящую манию. Он забирал все, что присылали ему из магазинов, а потом разом продавал купленное для новых приобретений, не обращая внимания на убытки. Ему уже не доставало его обычных доходов, и он принялся за экономию; вместо 40 лошадей, стал держать только 14 и однажды вздумал продать всю свою коллекцию золотых медалей, драгоценных по семейным воспоминаниям, за целое столетие. Как я его не стыдила, он все-таки продал их за 3.000 рублей, чтобы купить картину, приписанную кисти К. Дольчи.
Он ежедневно приносил какие-нибудь новые вещицы, флакончики, статуэтки, говоря, что получил это в подарок от матери или разыскал в ненужной рухляди дворца.
Я знала, что он очень любим своей беспорядочной матерью, и что во дворце много всякого хлама — и мысль о том, что он одержим клептоманией, не приходила мне в голову.
Наступили рождественские праздники, но мы провели их не столь весело, как прежде. Великий князь становился все задумчивее и рассеяние; между нами росла какая-то тайна. Часто лицо его выражало глубокую и тревожную думу. Он обдумывал тогда новое похищение и боялся, чтобы я не узнала правды.
В январе начались приготовления к свадьбе великой княжны Марии, и почти все время великого князя было поглощено обедами, парадами, приемами. Он приходил вечером донельзя усталый и сонный; говорил мало, и я теряла возможность следить за ним.
Однажды, задумав развлечься, он пригласил меня на охоту за волками. Хотя мне и не хотелось, но я, по обыкновению, согласилась. Облачилась в такой же охотничий костюм, как и он, с большими усилиями напялила на себя ботфорты, подобрала под шапку волосы и отправилась с ним в путь, всюду принимаемая за английского принца и пользуясь соответственным этому званию почетом.
Дорогой мы переночевали в крестьянской избе; верстах в восьми оттуда вышли из саней и пошли пешком по глубокому снегу, в котором я вязла чуть не до поясницы.
Я страстно люблю снег, при виде его мне хочется кататься в нем, есть его, гладить, как самый дорогой для меня предмет. Мне кажется, что даже сама смерть под этим ослепительным белым саваном не лишена поэзии.
Мы шли по следам рыси, которые скоро исчезли. Осматривая деревья, я заметила на одном из них что-то серое и указала на это великому князю. Он прицелился, и после второго выстрела убитая рысь, сорвавшись с дерева, упала в снег.
Отсюда мы в 3 часа проскакали 75 вёрст до Павловска, где была уже приготовлена охота на волков. Я стояла рядом с великим князем у опушки леса, откуда сотни крестьян с громкими дружными криками выгнали на нас поочередно пять волков. Они были убиты его последовательными выстрелами, за исключением одного раненого успевшего убежать в лес.
Крестьяне подтащили убитых зверей к ногам великого князя, а он, сорвав с сосны ветку, передал ее мне, чтобы я возложила ее на них в качестве обычного трофея. В заключение мужики подняли августейшего охотника на руки и стали качать с криками ура.
Мы возвратились с 6-часовым поездом, а в 8 часов я уже сидела в Михайловском театре, восхищаясь, прекрасной игрой артистка Паска.
11 января была свадьба великой княжны Марии Александровны [7]. Получив билет на место в галерее салона где должна была пройти императорская фамилия в церковь и обратно, я отправилась туда пораньше и очутилась среди избранной и разряженной, как на балу, публики.
Внизу колыхались человеческие волны, отливавшие шелком и бархатом дамских туалетов и блестевшая золотом и серебром военных и придворных мундиров увешанных орденами и лентами.
Вдруг все замолкло и как бы замерло; придворные дамы выстроились в два ряда, показался церемониймейстер, а за ним государь с государыней. Царь имел вид серьезный и глубоко растроганный, а государыня была такая бледная, худенькая и тщедушная, что я удивилась, как она могла выносить тяжесть всех своих бриллиантов; она была ими осыпана с ног до головы на сумму, как говорил мне Николай, 28 миллионов франков.
За ними подвигались рядом, как солдаты в строю, четыре наследника тронов: России, Англии, Дании и Пруссии, а потом в таком же порядке, шли три принцессы: галльская, милая и грациозная, как всегда; Дагмара, затмевавшая своей счастливой и пикантной красотой необычную прелесть своего костюма, и третья принцесса Прусская, возвышавшая по контрасту прелести первых двух.
7
Вел. Кн. Мария Александровна род. в 1853 г., была в супружестве с принцем Альфредом Великобританским, герцогом Саксен-Кобург-Готским.