Принял он Фанни и корнета Савина. Фанни он преподнёс матушкины изумрудные серьги. Фанни обомлела: к двум изумрудам-кабошонам (отшлифованных в виде полусферы — авт.) в брильянтовых венчиках прикреплялись два изумруда-маркиза (ограненных овально — авт.), также в брильянтовых венчиках. Фанни тотчас же серьги надела. Как жаль, что не придётся в них щеголять на людях. Обвинят, неровен час, в воровстве.
Фанни бросилась щедрому дарителю на шею, но корнет охладил пыл влюблённых.
— У Фанни в ушах, — сказал он, эти камешки не принесут нам ни копейки. А ведь ваше высочество обещал на дело революции миллион.
— Пустяки, — беспечно отозвался великий князь. — Продам медали. Тем более, что Фанни они не нравятся. Я их давеча как раз собирался отнести ювелирам, да всё недосуг».
Как известно, о медалях Фанни Лир написала так: «…однажды вздумал продать всю свою коллекцию золотых медалей, драгоценных по семейным воспоминаниям, за целое столетие. Как я его ни стыдила, он всё-таки продал их за 3000 рублей, чтобы купить картину, приписанную кисти Карло Дольчи».
Сей мистически настроенный итальянский живописец ХУП века иногда впадал в манерность и слащавость. Это соблазняло любителей подделок. Одну из них и приобрёл Ники за бесценную коллекцию золотых медалей.
Вместо медалей великий князь на дело революции пустил уникальный раритет — старинные иконы из домовой церкви Мраморного дворца. Процентщик Эргольц после торговли до пены изо рта выложил за них девятьсот восемьдесят тысяч. Двадцать тысяч из миллиона пошли на уплату ему старого долга.
Савин «немедленно отвёз их товарищам, а именно террористке Соне».
Из молодых, да ранних
Через несколько лет великий князь узнал, кому помогал. Террористкой была Софья Львовна Перовская, внучка министра и дочь петербургского губернатора. В 16 лет она ушла из отчего дома и связалась с революционерами. В 19 приняла участие в «хождении в народ» и вела пропаганду среди петербургских рабочих. В 24 была обвиняемой по «процессу 193-х», но оправдана. В 25 вошла в исполком революционной партии «Народная воля». Активно занималась терроризмом. В 27 стала участницей покушения на Александра II 1 марта 1881 г.
Софье Перовской выпала сомнительная честь быть первой в истории России публично казнённой женщиной. Её повесили 3 апреля того же года вместе с народовольцами Желябовым, Кибальчичем, Михайловым и Рысаковым.
А великий князь потом до конца жизни мучился вопросом: неужели его деньги пошли на убийство обожаемого дяди-императора?
Чудовищный скандал
Пропажа фамильных икон больше встревожила Константина Николаевича, чем Алексадру Иосифовну. Он был уверен, что церковь обокрали домушники. При этом разбирающиеся в искусстве старинного письма.
Великий князь пожаловался столичному градоначальнику Фёдору Фёдоровичу Трепову.
Тем временем Ники колебался между желанием ехать в экспедицию в Среднюю Азию и стремлением унести ноги из России. К последнему подталкивали не только интуиция и нечистая совесть, но и желание жениться на Фанни. Он давно называл её жёнушкой, ещё до хивинского похода, но надо же узаконить отношения. Крепче привязать к себе Фанни и вырвать её из лап Савина. Это можно было легко устроить в Париже.
Надо было быстро принимать решение. Тем более, что события начали развиваться стремительно.
«Между тем треповское расследование шло полным ходом, — пишет биограф великого князя. — Полицейские агенты опрашивали слуг не только дворцовых. Переговорили они и с гатчинскими, и с михайловскими. Некая Катерина, горничная, взятая недавно Фанни в помощь Жозефине, сообщила за мзду, что помогала хозяйке, его высочеству и корнету Савину раскрывать ящики и вынимать оттуда старые образа.
У Катерины имелся жених, некто Андреев, арестованный за крамолу и ожидавший суда. Получив обещание, что и жениха её отпустят, и её саму не тронут, Катерина разговорилась и сообщила много других подробностей. Рассказала она и об «учительнице музыки» Софье, и о миллионе, и о торговле с Эргольцем, так как, по-видимому, не раз подслушивала за дверьми.
К Эргольцу поехали. Иконы были у него. Процентщик отдал их без звука, выбрав свободу и остатки состояния».
После этого Трепов лично доложил Константину Николаевичу о предварительных результатах расследования. Великий князь с негодованием отверг версию кражи своим старшим сыном и перевёл стрелку на американку.
И вот здесь в загадочной судьбе великого князя Николая Константиновича начинается след, ведущий к интересному предположению: а не является ли вся эта история блестяще разработанной и осуществлённой интригой? Целью её была дискредитация генератора либеральных идей и реформ — могущественного брата императора, великого князя Константина Николаевича. Выбив его из седла, оппозиционеры-консерваторы из дворянско-помещичьей элиты могли быть уверены: Россия останется в состоянии статус-кво. Она обойдётся без пугающих перемен. А им до кончины будет гарантирована спокойная жизнь.
Даже в энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона в статье о Константине Николаевиче отмечается: «Со второй половины шестидесятых годов преобразовательная деятельность в морском министерстве стала несколько ослабевать. Введение броненосных судов, по отзывам специалистов, совершилось уже не с таким успехом, как предшествовавшая замена парусного флота паровым».
Одной из главных причин этого была реакция правящей элиты. А у генерал-адмирала, родного брата императора, не хватило сил её одолеть. В итоге страна осталась без современных судостроительной промышленности и мощного военно-морского флота. Через тридцать лет это аукнулось поражением в русско-японской войне.
Однако, для такого предположения нет документов. Впрочем, их могло и не быть вообще. Режиссёры поставленного спектакля спрятали концы в воду. Но имеющиеся факты и обстоятельства способны привести к выводу: великий князь Ники оказался пешкой в большой политической игре. Да и Фанни Лир могла оказаться не гастролирующей секс-бомбой, а — «засланным казачком». Из России или с Запада…
Но вернёмся к нашему повествованию.
Ф. Ф. Трепов Константина Николаевича недолюбливал. За то же, что и другие консерваторы: вольнодумство, либерализм, сотрясание устоев и пр. С хорошо скрытым злорадством он сообщил, что его сын связался со всяким отребьем — авантюристом Савиным, террористкой Перовской…
Великий князь, перебив, предложил посадить революционеров. Трепов пообещал это сделать тогда, когда их возьмут с поличным.
Константин Николаевич намёк понял: с поличным может оказаться и Ники. Тогда тень падёт на него, мозговой центр преобразований в России. Он потеряет влияние и авторитет у брата-императора. Разве Сандро (Александр II) будет слушать его, скомпрометированного такой дикой историей?
Градоначальник сообразил, что перегнул палку. Великий князь ещё в силе. Не стоит гуся дразнить…
Трепов поспешил заверить: он не сомневается, что великий князь Николай Константинович взял старые иконы на время. А о Перовской и Эргольце можно забыть. Даже не вносить их фамилии в протоколы.
Константин Николаевич понял: теперь он у Трепова на крючке. Но, может быть, всё обойдётся?
Кража в мраморном дворце
Не всё до конца ясно в этой криминальной истории. Потому имеются версии случившегося, общие в содержании, но разнящиеся в деталях и мотивах. Фанни Лир, например, пишет, что узнала о ней со слов великого князя Николая Константиновича: «У моей матери из дома украдено украшение из драгоценных камней и в краже обвиняют моего адъютанта Евгения. Если он не сможет оправдаться, то я вынужден буду сказать, что это сделал я. Меня арестуют, запрут, объявят сумасшедшим, а тебя обыщут и вышлют из России».
А вот как описывает этот эпизод князь Михаил Греческий.
«День 7 апреля 1874 года был самым обычным. Ничего в этот день не случилось примечательного. Наступила полночь. Петербургские улицы опустели. Домой спешили редкие прохожие.