Граф Шувалов был за необходимость союза с Германией, великий князь, будучи славянофилом, ненавидел высшие слои общества, был демократом, как это часто бывает с принцами, желающими равенства для всех, под условием, чтобы за ними всё-таки оставались данные им преимущества.
Я вспоминаю об одном столкновении этих двух государственных деятелей в государственном совете. Речь шла о балтийских провинциях. Великий князь поддерживал руссификацию их до крайности. Шувалов придерживался противоположного мнения. По окончании заседания великий князь ядовито сказал: «До свидания, господин барон». Граф Шувалов низко поклонился и ответил, не менее ядовито, по-польски: «До свидания, ясновельможный пан», что служило намёком на ту политическую роль, которую молва несправедливо приписывала великому князю в 1862 году, в бытность его в Польше.
После кражи в Мраморном дворце Шувалов прибыл к великому князю. Как он мне лично передавал, его намерения были самые благожелательные. Он хорошо знал, что ему придётся разбить сердце отца, и душа его была исполнена сочувствия. Весьма бережно сообщил он великому князю, что полиция уверена в том, что бриллианты похищены Николаем Константиновичем. Он прибавил, что это обстоятельство должно во что бы то ни стало быть заглажено и что он нашёл лицо, согласившееся за большую сумму денег взять на себя вину. Он умолял великого князя исполниться к нему доверия и содействовать ему для избежания скандала.
Великий князь не понял добрых намерений Шувалова и, обругав его, сказал: «Вы всё это изобрели лишь для того, чтобы распространять клевету о моём сыне, ваша жажда мести хочет его обезчестить. Я позову Николая и посмейте в его присутствии повторить ваши обвинения». Шувалов стал тоже резок и повторил перед великим князем Николаем свои обвинения. Последний разыграл роль возмущённого, стал очень дерзким с графом Шуваловым, и этот покинул кабинет великого князя, чтобы никогда уже туда не возвращаться».
Интрига осложнялась также традиционным вечным соперничеством между ведомствами внутренних дел и государственной безопасности. Трепов и Шувалов недолюбливали друг друга.
Император всё же предупредил брата, что он решил передать расследование о похищении брильянтов тайной полиции. При этом за Константином Николаевичем оставалось решающее мнение: давать ли делу дальнейший ход или положить его под сукно.
Последний вариант являлся прекрасным шансом спасти лицо. Однако Константин Николаевич захотел посоветоваться с сыном. Великий князь передал ему слова императора и прямо спросил: хочет ли он найти вора? Ники ответил, что очень желает этого. Только, по его мнению, не следовало подключать к розыску жандармерию. Его могла бы провести и обыкновенная полиция.
От отца Николай Константинович направился к Фанни. Ей передал содержание разговора с отцом. Любимая выразила недовольство тем, что он тоже хочет найти вора. В ответ Ники высказал предположение, что им мог быть Савин. Тем более, что после той сцены в матушкиной спальне корнет, как сквозь землю провалился. Его нет ни дома, ни во всех злачных местах. В заключение сказал, что она наверняка знает, кто украл брильянты.
Фанни бросилась к нему на шею и с рыданиями стала умолять поскорее отсюда уехать…
Так выглядит этот эпизод в версии Михаила Греческого.
Не пойман — не вор, но…
В те годы Петропавловская крепость считалась одной из самых страшных тюрем в России. В её тёмных, сырых, холодных, заливаемых во время наводнений подвальных камерах томились княжна Тараканова, декабристы, Чернышевский, соратники Софьи Перовской и некоторые таинственные узники.
Жандармы привезли в крепость арестованного капитана Ворповского. Здесь ему устроили допрос. На вопрос, как к нему попали брильянты, адъютант стал говорить о нищей старухе. Повторяясь, он путался в деталях. Тогда ему к голому животу приложили раскалённый уголёк. После этого Ворповский рассказал другое…
В дополнение к воспоминаниям графини Клейнмихель по версии биографа великого князя Николая Константиновича дальнейшие события происходили в Мраморном дворце. Тогда в кабинете великого князя Константина Николаевича кроме него самого находились Ники и граф Шувалов.
«— Ваше императорское высочество, — сказал великому князю Николаю граф сокрушённо-вежливо, — я вынужден предъявить вам обвинение в похищении брильянтов её императорского высочества великой княгини.
— И кто же вам дал подобные показания? — просил с улыбкой великий князь Николай.
— Адъютант вашего императорского высочества, капитан Ворповский. Он показал, что вы сами передали ему брильянты для продажи процентщику.
— Это неправда.
— Это правда-с.
— Этой правды вы добились, по-видимому, правдами и неправдами. Скорее всего неправдами.
— Оставьте зубоскальство, ваше высочество. Преступление совершили вы.
— Ложь! Обвинение без доказательств есть ещё большее преступление!
— Я устрою вам очную ставку с Ворповским.
— Устройте! Ворповский, впрочем, и под пытками не солжёт.
Великий князь Константин Николаевич всё более верил в невиновность сына. На Шувалова отец и сын смотрели с презрением, отец притом ещё и с ненавистью.
Но граф стоял на своём. Он задавал Ники вопросы, пытаясь сбить его с толку, запутать и заставить признаться. Но не тут-то было. Ники тоже упорствовал, повторяя рассказ адъютанта про старуху-нищенку.
Великий князь Константин да и сам граф не могли понять, кто из двоих лжёт — его высочество или адъютант его высочества.
— Заклинаю вас признаться, — настаивал Шувалов.
— Скажи нам правду, Ники, — дрогнул, наконец, великий князь Константин.
Не выдержал и Ники. Он твердил, что Ворповский не мог соврать, но и сам уже стал сомневаться. Неужели история про нищенку — выдумка? Неужели причастен он к краже? Неужели, не выдержав пыток, адъютант оговорил его самого?
— Стало быть, Ворповский, — наконец спросил Ники прямо, — обвиняет во всём меня?
— Этого я не говорил, — мягко сказал Шувалов. — Ворповский показал, что получил бриллианты от госпожи Фанни Лир, а та передала ему их от вашего, ваше высочество, имени. А ведь вы, как известно, близки с сей особой. С другой стороны, вы — единственный среди этих ваших знакомцев вхожи в спальню к её высочеству, вашей матушке.
И тут Ники озарило. Ворповский, и в самом деле не лгал. Фанни была с Ники в спальне его матери в ту безумную ночь — тогда и вынула она из киота брильянты. Сам Ники в тот момент потерял сознание. Но ведь с ними был и ещё один человек, а именно Савин!
Стало быть, ради Савина и устроила она кражу! Она любит херувимчика! А её любовь к Ники, стало быть, — притворство!
Вот оно что! Сговорилась парочка!
Ники чуть было не прокричал это вслух. Ему захотелось вдруг рассказать всё, что было той ночью, о пьянстве, о распутстве в материной спальне и о прочем… Пусть их схватят, пытают, судят! Нет, Фанни, конечно, не тронут. Её вышвырнут вон, вышлют из России, да и дело с концом. Но все будут знать, что она воровка! И это причинит ей боль!
Но хочет ли Ники, чтобы она страдала?
Она, конечно, обманула его, предала.
Но он всё ещё её любит.
Нет, он не выдаст её. И Савина он тоже не выдаст. Выдать Савина — значит выдать Фанни. Нет-нет, никогда.
Ники понимал, что сейчас решается его будущее.
Великий князь и Шувалов впились в него глазами.
Ники посмотрел на отца, потом на графа.
Итак, ради любви.
— Да, — медленно и отчётливо сказал великий князь Николай. — Брильянты украл — я.
— И ты с таким спокойствием это говоришь! В тебе ни капли раскаянья? — вскричал великий князь Константин.
— Вы этого хотели? — не ответив отцу, обратился Ники к Шувалову. — Вы хотели, чтобы я признал себя вором? Извольте, я признал.
— В тебе нет совести, — произнёс великий князь Константин упавшим голосом. Ты конченый человек, сын мой».