19 апреля. Пятница… Сегодня государь опять говорил мне о Николае Константиновиче, уже несколько с большим спокойствием, чем вчера. Три врача (Балинский, Карель и Здекауер) освидетельствовали преступного великого князя и доложили государю, что в речах и поступках Николая Константиновича нашли что-то странное; он не только не опечален всем случившимся, но шутит и кажется совершенно равнодушным. Ему объявлено было, что он лишён чинов и орденов и будет в заточении без срока. И это он принял совершенно равнодушно».
Казнить нельзя помиловать
История объявления великого князя Николая Константиновича душевнобольным также довольно запутанна. Во многом это связано с колебаниями и нерешительностью императора Александра II и его ближайшего окружения. Подтверждением может служить приведенное выше свидетельство военного министра Милютина. Не было консенсуса и среди экспертов — врачей-психиатров.
Да, если бы Ники оказался сумасшедшим, это спасло репутацию правящей династии. Решающим здесь могло оказаться слово медиков.
Время сохранило для нас любопытный документ, хранящийся в Российском государственном историческом архиве. Это «Акт медицинского исследования Его Императорского величества Великого Князя Николая Константиновича по поводу возникшего сомнения в нормальном состоянии умственных способностей Его Величества».
Работавший с актом санкт-петербургский историк Игорь Зимин пишет:
«17 апреля лечащий врач арестованного И. Морев доложил Константину Николаевичу, что некоторые наблюдения из походной жизни во время Хивинского похода и душевные волнения последнего времени дают повод предположить «существование нервного расстройства» и просил пригласить для совещания врачей и специалиста по нервным и душевным болезням.
События этих апрельских дней Александр II переживал тяжело, расценивая их как «семейное горе».
«Совещались по поводу Ники. Решили показать его психиатрам. Независимо, однако, от их заключения, положили объявить великого князя Николая умалишенным. Это удовлетворит всех».
«18 апреля. Потом вопрос, что делать с Николой… После долгих колебаний решились сперва выждать, что скажет докторское освидетельствование, и какой бы ни был его результат, объявить его для публики больным душевным недугом и запереть его как такового и этим для публики и ограничиться… Но для самого Николы устроить заточение в виде строгого одиночного заключения с характером карательным и исправительным и отнять у него и мундир, и эполеты, и ордена, но это для него, а не для публики».
«По окончании конференции сказал себе — слава Богу, потому, что как оно ни больно и ни тяжело, я могу быть отцом несчастного и сумасшедшего сына, но быть отцом преступника, публично ошельмованного, было бы невыносимо и сделало бы всё моё будущее невыносимым».
На следующий день: «Что ж, и слава Богу. Лучше быть отцом сумасшедшего, нежели вора. Ни ему бы иначе не дали жить спокойно, ни мне».
«Врач, который его лечит, просил шесть месяцев времени для того, чтобы подвергнуть его экспертизе — не страдает ли он умственным расстройством; это предположение, что он может быть помешан, сделал несчастный дядя Костя… никто не верит в его сумасшествие, считая, что его выставляют таким, чтобы избавить от заслуженного наказания».
«Семейный престиж очень скомпрометирован всей этой грязной историей!»
Таким образом, как пишет историк Р. Г. Красюков, «решение о «болезненном состоянии» великого князя» было принято задолго до заключения врачей».
Кто сумасшедший?
«Современники задавались вопросом, — пишет историк Зимин, — что могло толкнуть Николая Константиновича к похищению бриллиантов относительно небольшой стоимости, когда он сам обладал огромным состоянием. Общественное мнение было единодушным — клептомания. Но в официальных документах это заболевание не упоминается. Речь идёт только о «признаках душевного расстройства». По мнению специалиста по нервным болезням Ивана Михайловича Балинского, которого Анатолий Фёдорович Кони называл «отцом русской психиатрии», о клептомании не могло быть и речи.
Великий князь Константин Николаевич допускал возможность клептомании у сына и поэтому приказал врачам изложить их мнение о состоянии здоровья сына «не стесняясь никакими соображениями, но руководствуясь при этом одною правдою». Диагноз, оставленный медиками в тот же день, гласил: «не замечается признаков какой-либо, ясно определившейся душевной болезни, но Его Величество находится в том болезненном состоянии нравственного растления, которое предшествует развитию многих душевных болезней».
Психиатр И. Балинский беседовал и с Ф. Лир. Как она пишет, доктор «старался получить от меня показания о сумасшествии Николая, но я сказала:»Доктор, уверяю вас, что великий князь столько же здоров умом, как и вы. Я знаю, что он страдает клептоманией, но никакой другой мании у него нет… Гм… гм… — промычал он, — но чем же тогда можно объяснить ваше влияние на него. Он днём и ночью требует вас с криками и воплями?»
В промежуточном медицинском диагнозе на 12 августа 1874 года отмечалось, что «душевная болезнь Его Высочества по причине отсутствия систематического бреда обнаруживается более в действиях, нежели в словах». Версия о клептомании была решительно отброшена медиками: но они заявили, что у больного «развилась явная наследственная форма помешательства».
Профессор И. Балинский доложил императору Александру II, что признаёт Николая Константиновича «действительно больным и считает нужным устроить медицинское наблюдение над состоянием здоровья его величества». Ответственными за состояние здоровья Николая Константиновича Александр II назначил лейб-медика Николая Здекауера и профессора Ивана Балинского, повелев составить инструкцию о порядке лечения и наблюдения за больным, и еженедельно посылать ему бюллетени о состоянии его здоровья, назначить надёжного врача для постоянного пребывания при особе Николая Константиновича. 20 апреля инструкция была составлена. Вскоре был подобран и врач, приступивший к своим обязанностям уже с 26 апреля 1874 года.
Фундамент сумасшествия
«Какие же были предпосылки, чтобы объявить великого князя Николая Константиновича ненормальным?» — задаётся вопросом историк Красюков, более двух десятков лет занимавшийся его судьбой. Он изучал «Дело о великом князе Николае Константиновиче», хранящееся в Гатчинском дворце-музее.
Из дела следует: «Мнения медиков, проводивших его обследование, разделились относительно характера болезни и рекомендаций по лечению пациента.
Лейб-медик Н. Здекауер и профессор И. Балинский отмечали, что они «вполне убеждены в невменяемости» великого князя. В то же время они указывали, что «открыли в нём… столько же, если не больше, прекрасных качеств и стремлений, сколько дурных наклонностей»:
любовь к Родине и своему Государю наряду с мыслью бежать в Америку;
сильно развитое чувство долга, глубокое убеждение в важности воинской дисциплины наряду со «злобной ненавистью» к своему начальнику по Хивинскому походу генерал-адъютанту К. П. Кауфману»;
благоговение к памяти Петра III, П. А. Румянцева, А. В. Суворова наряду с самыми непристойными кутежами в самом неприличном обществе;
великодушная щедрость, проявленная при сооружении памятника императору Павлу I и при приобретении без торга портретов и различных предметов Петра I и Екатерины II наряду с проявлением самой грязной и недостойной его сана скупости и т. д.
Поэтому они не могли признать в нём «глубокой испорченности» и видели «причины этих нравственных противоречий с одной стороны в необузданности чувственных побуждений, с другой стороны в неясном сознании добра и зла, приличного и неприличного — даже правды и лжи».