На основании этого они рекомендовали лечение нравственно-гигиеническое (уединение, перемена обстановки, беседа с ним врачей) и врачебное (употребление кумыса и лекарственных препаратов, обливание холодной водой). Особо они рекомендовали прекратить любой надзор со стороны жандармов».
Особое мнение старого врача
«Совершенно по иному оценивал ситуацию лейб-медик И. С. Гауровиц (Гавровиц), состоявший в те годы при дворе великого князя Константина Николаевича и сопровождавший его сына в путешествии по Италии. Он указывал на гибельные последствия для нравственных качеств великого князя того распутного образа жизни, который он вёл в течение нескольких лет, попав в водоворот столичной жизни.
«Преобладающей чертой его была безмерная скупость, а также необузданная чувственность, удовлетворению которой он предавался без удержу». Указав на приобретённые пороки, И. С. Гауровиц коснулся также и врождённых, полученных великим князем от матери, великой княгини Александры Иосифовны, урождённой принцессы Саксен-Альтенбургской, у которой нервные расстройства доходили до галлюцинаций и ясновидения.
Эти выводы врача косвенно подтверждаются воспоминаниями… Фанни Лир, которая писала, по-видимому, со слов великого князя, что в детстве он получил суровое воспитание, которым руководила его мать. Через воспитателей, в основном немцев, она осуществляла строгий физический и моральный надзор за сыном, в результате чего воспитание превратилось в пытку, так как они «утомляли, мучали и даже били его».
Далее И. С. Гауровиц отмечал, что великий князь во время путешествия постоянно вступал в пререкания со всеми хозяевами гостиниц, кельнерами, даже извозчиками, когда следовало расплачиваться с ними за услуги, часто отказываясь платить. К скупости присоединилась жадность, желание присвоить всё, что нравилось, «не только предметы искусства, в которых он ничего не смыслил, но вещи самые разнообразные, которые чем-либо привлекали его внимание в данный момент».
Принимаемый по своему положению в итальянских «княжеских домах… он не стеснялся выражать желания получить в подарок тот или другой предмет… Эта мания собирания… очень часто сопровождается страшной скупостью, а следующей ступенью за этими пороками — является воровство». Отсюда он делает вывод, что великий князь страдает психическим расстройством, которое он назвал нравственным безумием».
Выводы И. С. Гауровица независимо от него подтверждаются свидетельством Фанни Лир. Она писала, что в середине 70-х годов у Николая Константиновича стала развиваться страсть к коллекционированию.
Из-за страсти покупать, продавать и обменивать вещи, превратившиеся в манию, «он забирал, всё, что присылали ему из магазинов, а потом разом продавал купленное для новых приобретений, не обращая внимания на убытки». Он продал коллекцию золотых медалей, «драгоценных по семейным воспоминаниям за целое столетие» всего за три тысячи рублей, чтобы купить картину, лишь предположительно приписываемую кисти К. Дольчи.
И, наконец, она прямо говорит, что он превратился в клептомана: «достаточно взглянуть на предметы, найденные у него во дворце, чтобы убедиться в этом: тут были склянки от духов, кошельки, табакерки, веера, дешёвые фарфоровые статуэтки и тому подобные ничтожные вещицы, брошенные как попало в беспорядочную груду».
Заключая свой доклад, доктор И. С Гауровиц отмечал, что «молодого человека, обладающего высоким положением, блестящими связями, миллионным имуществом и при всём том совершающего кражу 4000 р.» (в то время как при аресте у него нашли в столе 12000 р.), «что влечёт за собою не только потерю всего личного имущества, чести, положения, гибели всего существования, но и, кроме того, причиняет невыразимое горе близким и родным — такого человека можно считать душевно больным, тем более, что при некотором размышлении он мог понять, что проступок не может остаться скрытым».
Отсюда следовала соответствующая рекомендация, которая была более конкретна и сурова, чем рекомендации его коллег. И. С. Гауровиц предлагал изолировать вел. кн. Николая Константиновича от общества, поместив его в психиатрическую больницу под строгий надзор, где «были бы приняты меры к его излечению, если оно возможно». Причём советовал выбрать лечебницу за границей, в Вюртемберге или Бадене».
Августейшее соображение
«Было ещё и третье мнение относительно судьбы вел. кн. Николая Константиновича, которое принадлежало императрице Марии Александровне, жене Александра II. Она настраивала императора к принятию самых строгих мер по отношению к Николаю Константиновичу. По её мнению, его следовало судить и разжаловать.
Великий князь Константин Николаевич записал в своём дневнике: «Она не хочет верить в его душевную болезнь, и дело с концом! Мило! И доказывает её мягкое сердце».
Бюрократизм безумия
Снова предоставим слово историку Зимину:
«Для принятия окончательного решения по делу Николая Константиновича 12 сентября 1874 года было создано Совещание во главе с министром императорского двора (и другом Александра II — авт.) графом Александром Адлербергом. Тогда же было подготовлено окончательное медицинское заключение. В его составлении решающую роль сыграл И. М. Балинский. В заключении подтверждалось психическое расстройство великого князя. Окончательное же признание ненормального состояния здоровья члена императорской фамилии, равно как и установление над ним опёки, зависят «от Державной воли Государя Императора».
Важнейшие сановники, собравшиеся в Совещании, должны были юридически оформить официальное безумие Николая Константиновича и определить его дальнейшую судьбу. Юридическая оценка событий апреля 1874 года была подготовлена юрисконсультом Министерства императорского двора М. Баженовым который подчёркивал, что необходимо назвать поступок Николая Константиновича «действительно бессознательным, плодом болезненного расстройства ума». Великий князь подлежит лечению.
Медики рекомендовали «поместить Его Высочество в южном климате России, где такие физические болезни удобнее подлечиваются и, что для успешного лечения душевных недугов, необходимо дать умственное занятие Его Высочеству». И советовали поручить его управлению «обширную ферму, где можно заниматься пчеловодством, шелководством, скотоводством, опытами». Кроме этого, рядом с великим князем должен был, по их мысли, постоянно находиться священник, «нравственное влияние которого весьма велико».
Совещание в целом согласилось с рекомендациями медиков, однако, идею помещения великого князя на юге России министр двора А. В. Адлерберг назвал «неудобною и неосуществимою», так как это слишком было похоже на ссылку и было решено приискать имение «в одной из губерний средней полосы России». Это же совещание подготовило высочайший указ, подписанный Александром II 11 декабря 1874 года. В нём излагалась официальная версия скандала: «признаки душевной болезни», «расстройство умственных способностей». Над великим князем устанавливалась опека «в лице его августейших родителей» Персональная ответственность за судьбу великого князя была возложена на министра внутренних дел.
Наблюдения медиков за больным продолжались вплоть до декабря 1874 года. В заключении отмечалось, что Николай Константинович написал три записки, озаглавленные: «Из записок нравственно и нервно расстроенного человека». Они сразу придали этому делу некую политическую окраску и стали широко известны».
«Я арестован как преступник, а объявлен умалишенным, Меня стерегут тюремщики, а пользуют психиатры».
Спустя несколько дней:
«Захворай я обычной хворью, меня бы лечили и вылечили. Недуг же мой страшен. Лекари мои — стражи, церберы. Лечат они меня пинками и тычками. Я им: «Что вы делаете?» А они в ответ: «Мы вас лечим». Лечат тем, что калечат. А ведь подлинные доктора могли бы понять, что лечение моё свобода, свидания с теми, кого люблю, возможность двигаться и действовать.