В сообщении будет написано: «Привет укропчик. Это Паша С., помнишь меня. Как там ты, живой еще? А я в Докучаевск приехал, ты же где то здесь? Если шо мой тел … звони если не ссыш».
Это будет не первый мой одноклассник, воюющий на сепарской стороне. Я поставлю аккумулятор квадрика на зарядку, посмотрю в мое темнеющее небо над моим светлеющим терриконом, сплюну, суну в рот сигарету и наберу номер.
Терриконы
… я толкнул дверь подъезда и вывалился на улицу. Было тепло, даже слишком тепло, как для начала мая. Была суббота, папа пропадал на работе, мама — убирала дома, эх, эта бесконечная уборка, сестра была в Донецке, а я… я попылесосил кое-как, похлебал холодного вчерашнего борща, влез в свежекупленную футболку «NIRVANA» и выскочил на площадку.
Площадка была чистой. Три семьи из трёх квартир, абсолютно одинаковыми дверями выходившие на кафельный пятачок на третьем этаже обычной панельной девятиэтажки, постоянно убирали. Культ чистоты нашей площадки и бетонных лестниц перерос уже в ту фазу, когда «убираем, хотя чисто». Я выцарапал из нычки початую пачку красной «Магны», помятый коробок спичек и побежал по ступеням вниз. Лифтом я не пользовался принципиально.
На улице была весна, тепло, ветер, жилмассив «Строитель» на окраине Горловки и раскиданная на запчасти «форд-сиерра». Над «сиеррой» стояло четверо мужиков, курили и молчали. Насколько помню, ремонт этой чудовищной серой машины начался в день ее покупки и продолжался сутками напролет. Мужики общались по-донбасски.
— …уйня, — сказал дядя Миша с пятого этажа. — От Нивы подойдет.
— А вот и …уй, — сказал дядя Валера, и все опять замолчали, втыкая в разобранное заднее колесо.
Я осторожно по кривой дуге обошел «сиерру», побежал через двор и увидел Макса. Макс был высоким, худым, смуглым и говорливым. Таким, знаете, на пружинках — ни секунды не мог устоять, все приплясывал-пританцовывал. Он даже на танцы ходил на какие-то, и я ему втайне завидовал. Он завидовал мне — я ходил на бокс.
Мы завернули за угловую девятиэтажку и прижались спинами к неровной серой бетонной стенке. Я вытащил из кармана слегка помятую пачку «Магны», мы взяли сигареты и попытались закурить. Получалось не очень — голова закружилась, руки задрожали, дым лез в глаза. Рядом начал кашлять Макс, содрогаясь всей своей шклявой фигурой. Я помахал рукою и посмотрел вперед. Рядом были дома, возле них — кусок поля, на котором мы обычно палили костер. Впереди, устало опадая идеальными склонами, возвышались горловские терриконы.
… я толкнул дверку кунга и вывалился наружу. Было откровенно жарко, чи это после мерзкого слякотного марта мне так кажется? Была суббота. Мои родные были в семистах километрах от меня, мой командир Вася валялся на нарах и пытался спать, а я проснулся раньше, дико не выспался после обстрела, второпях похлебал еле-еле заварившегося кофе со сгущом, снял с себя коричневую кулмаксовую футболку, понюхал ее и натянул обратно. Покатит, все равно сегодня стираться.
Смесь подсохшей глины и камней, на которой стоял кунг, была по крайней мере свободна от окурков. Бычки мы кидали туда, куда кидает вся пехота, — в пустой цинк. Говорят, что арта кидает бычки в какую-то их артиллерийскую тару, но арту мы видели только в виде иногда проносящихся над нами ночью снарядов. Все снаряды падали куда надо, на нас не свалился ни один, поэтому арту мы любили.