— Меня? Нет. Я был, со мной Скорпи… Федя.
— Понятно… — протянул комбат. — Молодцы.
— Служу українському народу!
— Пошути, пошути еще… Комендатура другую версию задвигает. И в стекло вы им не стреляли?
— Если бы мы стреляли — стеклом бы они не отделались, — решил прихвастнуть я. — То, мабуть, горячие львовские погранцы вспомнили ВСПшникам былое.
— Ну да, ну да… Ща расскажу командиру первой танковой, посмеемся… Тока ж ты смотри, в фейсбуке все это не пиши!
Я промолчал. С комбатом всегда было непонятно — шутит он или нет. Звиздюлина могла прилететь в любой момент, а так как это был именно наш комбат, то она была гораздо весомее, чем любые проблемы от комбригов, командующих ОК или АТО. Свой комбат — это завсегда близкий дамоклов меч, куча задач и подпись на рапорте на ГСМ. Если кому повезло с комбатом — береги его и не подставляй. А не повезло — ховайся. Мне неприкрыто повезло, но окончательно я пойму это еще через пять месяцев, во время захвата позиций под Белокаменкой.
— Короче, Мартин, — сказал комбат. Щелкнула зажигалка. Все, опять Саныч закурил, не получилось бросить. — Слушай сюда. Я Васю отпустил, бо он на тебя надеется. Смотри.
— Смотрю.
— Есть информация, что будет какая-то фигня на Березовом.
— Двадцать единиц бронетехники и триста человек пехоты?
— Как… — произнес комбат и снова замолчал. Слышно было, как трещит сигарета от глубокой командирской затяжки. — Фуууу… Не спрашиваю, ничего уже не спрашиваю. Мне неинтересно, откуда младший сержант знает то, что только утром озвучил комбриг. Вот неинтересно — и все.
— Понятно… Наши дії?
— Я во все это не верю. Ну нет сейчас сепарам смысла наступать, да и сил маловато. Но на всякий случай — прими меры. На вечер и на утро в наряд поставь нормальных. Машины прогрейте-подготовьте. БМП на ходу?
— На ходу, — с облегчением сказал я. — «Бэка» есть, все работает.
— Хорошо. И в любом случае, что бы ни случилось — сразу звонок мне. Если «старший брат» нарежет задач, выполняй, но мне сообщай. Поня́л?
— Поня́л. Все доповім.
— Ничего ты не поня́л, — комбат выдохнул дым, кажется, прямо мне в трубку. — Береги людей. В любом случае. Что бы ни случилось. Думай постоянно. Думай, не воюй, для войны у тебя есть люди. Теперь поня́л?
— Теперь поня́л.
— Все, давай, — и комбат отключился.
Ничего я не поня́л, но настремал меня комбат, как того котенка. Фуууу, блин, аж вспотел. Надо Васю набрать. Потом. Когда-нибудь потом.
Я отлепился от опоры и махнул рукой Петровичу, продолжающему гнобить наряд.
— … і лєнту мені дозарядите! — крикнул на прощание АГСник и пошел ко мне.
Наряд, казалось, был готов не просто доснарядить ленту ВОГов, а еще и подмести ВОП — только бы избавиться от нотаций.
— Петрович, у тебя пожрать есть? — спросил я и уныло сглотнул скопившуюся во рту кислоту.
— Для командира — знайдемо. Борщ є свіженький, з тушенкой. Сало малий прислав, зара цибульку почистити — та й сідай. Пішли до бліндажу, я тобі підігрію.
— Пошли, — я только сейчас понял, что последний раз ел вчера, на пороге АТБ сжевав булочку. Потом запнулся. — Ааааа, стопэ. Построение сейчас. Потом замкомбата приедет… Поел, блин.
— Заходь, Мартинчику, заходь, синку, як будеш вільний. Борщику оставимо, — вздохнул Петрович, огладил усы и пошел к своему блиндажу.
Мы с ним были даже немного похожи — у него сын был примерно моего возраста, около тридцати, и Петрович, наверное, бессознательно переносил на меня отношение к сыну. Сын его остался в каком-то селе в Черниговской области «на хозяйстве». Я знал, что именно сына призвали в четвертую волну и Петрович ходил к главе села и вместе с ним ездил в райвоенкомат, чтобы призваться вместо своего ребенка. Теперь этот огрядний, здоровенный и немного печальный дядька исправно, без залетов и херни, служил в РВП сорок первого батальона и носил странный позывной «Киллер». Киллером, правда, его никому и в голову не приходило называть, ну что это за позывной? Петрович был и оставался Петровичем — человеком, который из ничего мог построить что угодно, от КСП до блиндажа, любил вковтнуть и поговорить за жизнь, никогда не превышал нормы, варил вкуснейший борщ и жарил лучшую в роте картошку с луком и грибами.
Мдааа. Мысли упорно сворачивали на еду. Банка белорусской тушенки еще была где-то в кунге — пойти съесть по-быстрому? Не, не успею.
Я прошел опять по распадку, поднялся на холмик, к которому был пришвартован ЗиЛ с жилым кунгом, и ввалился в свой дом. В кунге было холодно — я не топил, и металлический ящик выстыл ровно до среднедонбасской температуры. Я поскидывал вещи под койку, наведя хоть видимость порядка, вышел, потом вернулся, взял Васин «пээм» прямо с кобурой и его же АКС. Надо пойти в оружейный ящик положить, а то сейчас припрется начальник и волать начнет.