Вот оно, понял я. Решающий этап в борьбе за зримость!
— А это надолго? — спросил я. — Потому что мне нужно идти выгуливать грехи и добродетели… и потом, у меня тоже есть к тебе важный разговор.
— Не надолго, — ответил он. — Возьми автобусную карточку. — И потом добавил: — Обалдеешь.
Но я почему-то не был в этом уверен.
В тот прохладный вечер мы сели на автобус и, проехав через Бенсонхёрст, через Бэй-Ридж, через все цивилизованные районы Бруклина, оказались в месте, которое в доколумбовы времена наверняка именовалось Краем Земли. Это была старая часть Бруклина, где берег изгибался дугой в сторону Манхэттена; здесь располагались дряхлые доки, в которых уже до рождения моих родителей не ступала нога человека, и покинутыми складскими зданиями высотой в десять этажей, с выбитыми и заколоченными досками окнами, а если где стёкла и сохранились, то они были покрыты пятидесятилетним слоем нью-йоркской пыли вперемешку с сажей. Народ постоянно сновал мимо этого места, но никогда не останавливался, потому что здесь проходит Гованус-экспрессвей — поднятое на эстакаде сверхскоростное шоссе; оно пересекает этот мёртвый район из конца в конец. Прямо под эстакадой бежит улица. Я думал, она такая же мёртвая и покинутая, как и всё вокруг, но сегодня здесь было на редкость оживлённое движение.
— Ты не мог бы объяснить, на кой мы сюда приволоклись? — спросил я, пока мы тряслись в автобусе.
— Нет, — серьёзно как никогда ответил Шва. — Подожди немного, и сам увидишь.
За двадцать минут автобус преодолел всего три перекрёстка, продвигаясь между опорами эстакады. Нетерпеливые водители в досаде беспрерывно жали на клаксоны — как будто в образовавшейся пробке виноват тот, кто едет непосредственно перед его машиной.
Шва встал и выглянул в окно.
— Давай лучше пойдём пешком.
— Спятил? Видел, какой в этих краях народ? Небось, это из них набирали массовку в «Ночь живых мертвецов». Ты только на пассажиров этого автобуса взгляни!
Сидящий через проход живой мертвец метнул в меня мрачный взгляд.
— Если боишься, — сказал Шва, — прячься за меня. За моей спиной тебя не заметят.
Когда мы вылезли из автобуса, на часах была уже половина пятого вечера. Темнело, и я содрогался при мысли о том, как мы будем ждать обратного автобуса в этом мрачном и опасном месте. Оставалось лишь надеяться, что автомобильное движение будет столь же интенсивным, так что наши тела, в случае чего, будут обнаружены быстро.
Мы прошагали четыре квартала под эстакадой Гованус-экспрессвея, миновав по пути несчётное количество совершенно одинаковых складов, на которых красовались вывески «На слом», такие огромные и нарядные, словно тут было чем гордиться. Наконец Шва направился ко входу в один из них и толкнул дверь, которая чуть не слетела с проржавевших петель.
— Сюда? — осведомился я. — А что здесь такое?
— Увидишь.
— Ну ты и вредина, Шва.
— Уже недолго.
Я вошёл вслед за ним, хотя инстинкт самосохранения настойчиво мне этого не советовал. Внутри было ничуть не теплее, чем на улице, а воняло так, будто здесь сдохло что-то, надышавшись запахом чего-то, что сдохло ещё раньше. От этого амбре, смешанного с резкой вонью какого-то растворителя, меня чуть не вывернуло.
Слышался торопливый шорох (крысы? Я надеялся, что это коты) и тихое биение крыльев (летучие мыши? Я надеялся, что это голуби). К счастью, было слишком темно — не понять. Шва включил маленький фонарик-брелок и повёл меня вверх по лестнице, засыпанной древесной трухой и осколками стекла.
— Лифт не работает, — пояснил Шва. — А если бы и работал, я бы не отважился на нём проехаться.
Я пытался сообразить, зачем Шва притащил меня сюда, и все мои предположения были одно другого хуже. В конце концов я сдался — пусть он ведёт, а там я уж и сам пойму.
Шва толкнул дверь седьмого этажа. За ней обнаружилось необъятное бетонное пространство, в котором не на чем было задержаться глазу, если не считать обшарпанных пилонов, поддерживающих потолок. Здесь уже не воняло падалью пополам с растворителем, но место было таким заброшенным, таким затхлым, что у меня горло свело и во рту стало противно, как бывает, когда выпьешь апельсинового сока после того, как почистишь зубы.
Раскинув в стороны руки, Шва прошёлся по огромному помещению, словно с гордостью демонстрируя его мне.
— Ну, что скажешь?
— Скажу, что в дурдоме как раз появились свободные койки, — ответил я. — Может, позвонить туда, забронировать для тебя местечко? Или лучше по факсу?
— Ну ладно, ладно, это, может, и не дворец, зато вид какой!