Пока они разбирались между собой за право занять своё законное место подле божества, божество, прикасаясь к голове каждого пса, перечисляло:
— Благоразумие, Умеренность, Справедливость, Храбрость, Вера, Надежда и Милосердие. — Кроули набрал побольше воздуха и продолжил: — Зависть, Леность, Гнев, Похоть, Чревоугодие, Гордыня и Стяжательство. Теперь поняли, или мне толмача вам нанять?
— Вы хотите, чтобы мы каждый день выгуливали ваших собак — по семь на брата.
— Золотую звезду мистеру Бонано.
Кроули вперил в меня злобный взгляд, но я неустрашимо ответил ему тем же.
— А почему не Алчность? — спросил я.
— Ты про что?
— Стяжательство — это же Алчность, разве нет? Так, по крайней мере, меня учили про семь смертных грехов. Так почему бы не называть собаку Алчность?
— Ты что, вообще ничего не соображаешь?! — взревел Кроули. — Потому что «Стяжательство» — куда более подходящее имя для барбоса!
Он развернул своё кресло.
— Поводки висят на кухне, — бросил он через плечо и растворился в глубине апартаментов.
Поначалу мы пытались выгуливать псов по двое одновременно, но они оказались такими сильными, такими неуправляемыми и до того радовались солнышку и свежему воздуху, что всё время норовили утянуть нас во встречный поток пешеходов. Так что упростить себе задачу не получалось — каждый из нас мог управиться только с одном зверем за раз. Выгуливать собак по два часа в день бесплатно никогда не казалось мне весёлым времяпрепровождением, но мы со Шва делали свою работу. Мы могли бы избавиться от всех этих хлопот, стоило только рассказать родителям о нашей проделке и принять наказание, которое они нам определят. Даже если бы Кроули отдал нас полиции, та мало что могла бы с нами поделать — в особенности после того, как мы выказали себя достойными членами общества, добровольно согласившись выгуливать его псов. И всё же мы продолжали работать. Возможно, потому, что в этом крылось нечто мистическое. Все знали, чьи это собаки — афганцев в нашем микрорайоне раз-два и обчёлся. Каким-то таинственным образом выгуливание питомцев Кроули делало и нас важными птицами. А может, мы продолжали служить Старикану, потому что дали ему слово? Не знаю, как для Шва, но лично для меня «слово» никогда и ничего особо не значило. Я, бывало, раздавал «честные слова» направо и налево, а потом с лёгкой душой выбрасывал их на помойку. Однако на этот раз всё было иначе: если бы я не сдержал слова, мерзкий Старикашка сидел бы в своей тёмной гостиной и злобно радовался. Это доказало бы ему, что гены у меня действительно гнилые, а уж этого удовольствия я ему не доставлю, сколько бы брехливых грехов мне ни пришлось выгуливать!
Шла первая неделя нашей службы. Мы со Шва шагали с Милосердием и Чревоугодием на поводках.
— Эй, Бонано! — С противоположной стороны улицы на нас скалился Уэнделл Тиггор и тыкал пальцем в сторону Чревоугодия. — Ну чё, классная у тебя новая подружка! У неё прям такой животный магнетизм!
— Мы бы и тебе подобрали подходящую, — парировал я, — но среди наших девушек нет ни одной по имени Глупость. — Мы со Шва хлопнули друг дружку по раскрытым пятерням — насколько это удалось с собаками, тянущими нас в разные стороны.
Из-за этой работёнки мне оставалось гораздо меньше времени на общение с друзьями. Я имею в виду Айру и Хови. Впрочем, они сами особенно не стремились общаться со мной.
Однако на второй неделе нашего собачьего рабства Хови таки присоединился к нам со Шва на несколько минут. Мы выгуливали Надежду и Похоть.
— Я ненадолго, — говорит Хови. — Мне нужно отвести братишку на тхэквондо.
— А он грех или добродетель? — спросил Шва, но Хови его словно бы и не услышал.
Я надеялся, что Хови предложит нам подержать собак, ну хоть одну минутку, но приятель не вынимал рук из карманов.
— А правда, что Кроули сумасшедший, как все говорят?
Я натянул поводок: Похоть вознамерился увязаться за встречным пуделем.
— Ну… скажем так: если у него и съехала крыша, то уж Старикашка постарался, чтобы она придавила как можно больше людей, а сам сидел и любовался их мучениями.
Шва засмеялся.
— Такой злюка, да? — говорит Хови.
— Ненавидит весь мир, а мир ненавидит его.
Чего я не стал рассказывать Хови — так это что я начал привыкать к гнусному старикану. Фактически, я с нетерпением ждал, когда подходило время идти к Кроули — до того мне нравилось его злить.
В этот момент Хови оглядывается через плечо, словно боится, что ФБР, чего доброго, донесёт его родителям о том, чем занимается их сын; родители Хови, кстати, установили для него комендантский час — в порядке профилактики.