Обед был готов только к девяти часам, и такого отвратного цыплёнка я в жизни не ел, если не считать того, что подали однажды на дне рождения одного моего приятеля и который походил по вкусу на пиньяту. И всё равно, мне понравилось обедать со Шва и его отцом — тот даже за едой не выпускал гитару из рук, продолжая терзать её пальцами, вымазанными в курином жире.
— Такое впечатление, что ничто на свете его не колышет, — поделился я со Шва, пока его папа мыл тарелки.
— Да, такая уж это штука — мозговая травма, — вздохнул Шва и отправился заново перемывать за отцом посуду. — Но в качестве транквилизатора я бы её рекомендовать не стал.
На следующий день я обедал один на один с собственным отцом. Мама с Кристиной отправились по магазинам, Фрэнки тоже улетучился из дому — они с друзьями, такими же, как он, студентами-отличниками, занимались своими небожительскими делами. Я ничего не мог поделать — всё время думал о Шва, о том, как он каждый день приходит домой к отцу, который, может, покормит его, а может и нет… Это вам не мой отец. Меня, может, и не замечают, но голодным я не хожу. К тому же мне не приходится опекать собственного папулю.
Втайне папа обожал, когда мамы не было дома и он мог единолично царствовать на кухне; и, сказать по правде (хотя мы, дети, никогда бы не признали этого вслух), стряпал он лучше мамы. Сегодня он приготовил своё коронное блюдо Fettucine al Bonano, волшебным образом превратив всё, что завалялось в морозилке, в шедевр поварского искусства. Проблема сегодня была не в еде, а в едоках. Понимаете, когда мы с отцом в компании других людей, то мы общаемся с лёгкостью, но стоит нам остаться вдвоём — и мы становимся похожи на двух актёров, позабывших свои реплики.
— Ну как, удалось разломать Манни? — спросил отец после нескольких минут молчаливого жевания.
Я пожал плечами и помотал свисающими изо рта феттучини.
— Да как сказать. Тело благополучно пережило взрыв, но голова куда-то запропала. Моё мнение — она вышла на орбиту вокруг Земли.
— Если и вправду окажется, что его нельзя разломать, твой старик получит надбавку к жалованию и продвижение по службе.
Я кивнул и втянул в себя очередную порцию феттучини. Снова повисла тишина. Я люблю проводить время с папой, но когда между нами ничего, кроме тарелок с едой, мне делается слегка не по себе. Наверно, потому, что я слишком привык к тому, что меня дома обычно не замечают; поэтому когда я вдруг попадаю в центр внимания, то не знаю, как себя вести. И вот теперь я сидел с папой, стараясь не смотреть ему в глаза, и вдруг у меня мелькнула мысль, что он наверняка чувствует то же самое.
— Либо одно, либо другое, — сказал я.
— Что?
— Они либо продвинут тебя, и тогда им не нужно будет повышать тебе жалование. Либо дадут тебе прибавку, но тогда продвижения тебе не дождаться. И то, и другое вместе не сделают.
Он посмотрел на меня с улыбкой и одобрительно кивнул, как будто я ему Шекспира процитировал.
— Ты прав, — подтвердил он. — А откуда тебе это известно?
Я опять пожал плечами и вспомнил, что однажды сказал Шва о моих деловых способностях.
— Не знаю. Просто это кажется разумным, — ответил я и тут же добавил: — Наверно, слышал по телику или ещё где.
Мы опять принялись жевать, старательно отводя друг от друга глаза.
— Мама говорила мне, будто ты выгуливаешь собак старика — владельца ресторана Кроули.
— Точно. Я добрый филистимлянин.
— Самаритянин, — поправил папа. — А я и не знал, что ты любишь собак.
— Я и сам не знал.
Я подумывал, не рассказать ли про Старикашку Кроули и его угрозу лишить отца работы, если я откажусь возиться с его барбосами. Но не рассказал. Старикашка и его псы — исключительно мои проблемы.
Расправившись с феттучини, я подумал: а что сегодня было на обед у Шва? Интересно, ему пришлось самому готовить? Или он всегда готовит для себя и для отца? Или сегодня тот счастливый день, когда приходит тётя Пегги и избавляет Шва от кухни? И ещё интересно — тётя Пегги тоже забывает ставить тарелку для Шва, как его папаша?
— Слушай, пап, можно я приглашу на обед друга?
— Кто-то новый или твои обычные подельники?
— Новый.
— Девочка?
— Да куда там…
— Кто тогда?
— Его зовут Шва.
Папа сгрёб феттучини, лежащие на его тарелке, в горку.
— И что с ним не так?
— Если он мой друг, то с ним обязательно должно быть что-то не так?