Я выбросил Шва из головы, что, как вам известно, совсем нетрудно. Даже при том, насколько дико его переклинило накануне; даже при том, что он превратил мой диск с игрой в осколки — наутро я проснулся, и ни одна мысль о Шва не бороздила мой мозг. Я мог думать только о Лекси Кроули. Ей было четырнадцать, не четыре. Вот противный старикашка! Нет чтобы так и сказать. Ведь это обстоятельство круто меняло всё дело.
— Куда это ты так расфуфырился? — спросила мама, заглянув в мою комнату.
— На похороны, — бухнул я.
Она впилась в меня взглядом, пытаясь угадать, говорю я правду или, как всегда, выпендриваюсь.
— А кто умер? — спросила она.
— Твоё чувство юмора, — ответил я.
Она состроила недовольную гримасу и, видно, собралась было ответить мне в том же духе, но передумала, вошла в комнату и стала поправлять узел моего галстука.
— И кого же это ты собрался сразить своей красотой в девять утра?
— В десять. — Я вытянул шею, чтобы ей было сподручнее.
— И как она? Симпатичная?
Меня так и подмывало ответить: «Надеюсь, что она хотя бы человеческое существо», — но только пожал плечами.
Мама отступила на шаг и залюбовалась мной.
— Выглядишь шикарно, — сказала она. — Главное — не сваляй дурака, как обычно.
Как я уже говорил, единственный путь в квартиру Кроули (кроме полной трудов и опасностей дороги через крышу) пролегал через ресторан. Который в десять утра был закрыт. Вдоволь настучавшись в парадную дверь, я направился к чёрному ходу — там сторож пустил меня внутрь. Пустой ресторан, скажу я вам — зрелище жутковатое. Стулья громоздились на столах, на полу блестели мокрые пятна — сторож, видно, мыл его.
Я взошёл по лестнице и попал в неиспользуемую часть ресторана, в дальней стене которой темнела массивная деревянная дверь в апартаменты Кроули. Я ещё и до входа не добрался, а собаки уже подняли лай.
— А ну с дороги, сукины дети! — услышал я голос Старикана с той стороны. — Назад, кабысдохи, не то велю из вас суп сварить!
За сим последовали щелчки запоров, и дверь чуть приотворилась — как раз на столько, чтобы я смог протиснуться внутрь, не дав ни одному псу вырваться на свободу. Меня разом атаковали четырнадцать языков; Кроули пришёл на выручку, бросив через плечо пригоршню собачьих сластей. Псы, хорошо знакомые с протоколом, понеслись за добычей.
— Кто там, дедушка? — услышал я девчоночий голос из глубины квартиры.
— Парень, который выгуливает собак, — ответил Кроули.
— Как? — изумился я. — Но я думал… Ой! — Это Кроули изо всей силы ущипнул меня за руку, чтобы я заткнулся.
— Говорю тебе — собаководила пришёл! — повторил Кроули. — Чтобы вывести собак. — Он повернулся ко мне: — А дружок твой где?
Обычно я соображаю весьма живенько, но сегодня что-то тормозил. Не знал, чего от меня, собственно, ждут.
— Э-э… он пошёл на похороны.
— О, как печально, — сказала Лекси. Ну хоть голос у неё приятный. Я видел, как она вышла из кухни, но квартира, как всегда, утопала во мраке, поэтому лицо девочки было невозможно разглядеть.
Кроули посмотрел на меня.
— Тогда тебе придётся управляться с собаками одному, — произнёс он и повторил с нажимом: — Совсем одному.
— Э… ага… угу… похоже на то, — промямлил я.
И тогда Лекси сказала:
— Я могла бы помочь.
Наконец-то до меня дошло, что здесь происходит. Это же надо быть таким ослом, чтобы не догадаться сразу! Как только Лекси предложила свою помощь, Кроули заулыбался и воздел большие пальцы кверху. Всё ясно — он специально всё так подстроил.
— Я, право, не знаю, Лекси… эти твари, наверно, слишком сильны для тебя, — проговорил он.
— Не придумывай! Они не сильнее Мокси. К тому же, если я пойду с твоим «собаководилой», мне не придётся брать Мокси с собой.
Наконец Лекси вышла на более-менее освещённое место. Ничего ненормального я в ней не увидел. «Синдром Туретта! — вспомнил я. — Сейчас она начнёт поливать меня матом».
Вообще-то Лекси оказалась очень даже ничего. Не идеал, конечно, но кто я такой, чтобы судить. Глаза у неё были какие-то странные — полуприкрытые, как будто она только что отсидела целый урок обществоведения у мистера Гэндлера, а это, кстати сказать, такая пытка, которой я и врагу не пожелаю.
Лекси протянула мне ладонь. Она стояла слишком далеко, и чтобы пожать ей руку, мне пришлось сделать несколько шагов вперёд. И в этот момент я всё понял.
— Ты слепая!
Клянусь, я не нарочно. Сорвалось с языка.
Кроули одарил меня взглядом, полным такого отвращения, что он него скисло бы молоко.