Я попытался рассмотреть буквы, но Шва убрал конверт.
— Я ей напишу.
— Куда же ты напишешь без адреса-то?
И снова Шва пожал плечами.
— Ки-Уэст не такой уж большой. Может, на почте её знают. А если не получится, то я найду её как-нибудь по-другому.
Я мог бы пуститься доказывать, что, мол, это почти невозможно, но кто я такой, чтобы убивать мечту Шва? Если этот парень умудрился раздобыть скрепку с самого «Титаника» и украсить своей физиономией огромный рекламный щит, то ему вполне по силам найти собственную мать. Шва был человек настырный — вот, наконец, слово, которое я на диктанте сумел написать правильно.
Он долго всматривался в почерк на конверте.
— Когда-нибудь я скажу ей прямо в лицо, какой дрянной номер она отколола. И пусть она тогда мне в лицо скажет, как ей жаль.
Я отвернулся к своему шкафчику, закрыл его, повернул ключ в замке…
— Удачи, Шва. Я искренне желаю тебе найти свою маму.
Но когда я оглянулся, Шва уже и след простыл.
Придя домой после школы, я нашёл жилище пустым. Во всяком случае, мне так показалось. Я дважды прошёл мимо отца, сидящего в гостиной, не заметив. На третий раз я всё-таки сподобился увидеть его: он тихо, словно тень, сидел в кресле, ничем не выдавая своего присутствия и глядя потухшими глазами куда-то вдаль.
— Пап?
— А, Энси, — тихо сказал он.
— Что-то ты рановато с работы.
Он долго не отвечал.
— Да вот подумал, хорошо бы отдохнуть и отвлечься.
Что-то здесь не так.
— Как на работе? — спросил я. — Пробуете усовершенствовать Дранни? В смысле Манни.
— Работа-то в порядке, — ответил отец. — А вот я — нет. Меня сегодня уволили.
Я хохотнул — отец-то у меня, оказывается, шутник! Но он и не думал смеяться.
— Как это — уволили? Не может быть!
— Это называется «сокращение штатов».
— Так они кучу народа уволили, что ли?
Нет, как хотите, этого я понять не мог. Сколько я себя помнил, отец работал на «Пистут Пластикс».
Он покачал головой.
— Только меня.
— Вот гады!
Он шевельнул бровями.
— Впрочем, мне дали неплохой парашют.
— А?
— Выходное пособие. Достаточно денег на жизнь, пока не найду новую работу. Если найду.
— Маме сказал?
— Нет! — резко произнёс он. — И ты тоже ничего не говори. Я сам скажу… когда соберусь с духом.
Я хотел спросить, почему же он рассказал об этом мне, но придержал язык. Отец доверился мне, и я должен быть ему за это благодарен.
Я присел на диван. Чувствовал себя не в своей тарелке, но уходить не хотелось. Предложил отцу пива, однако он отказался — ему хотелось только посидеть в тишине, свыкаясь с ощущениями человека без работы. Как будто безработные дышат углекислым газом, а не кислородом.
— А у тебя что нового? — спросил он.
— Да не так уж чтобы много. Помнишь моего друга? Того, который вроде как невидимый?
— Припоминаю смутно, — ответил папа. Ну что ж, это лучше, чем «что-то не припомню».
И я выложил папе всю историю. Всё — и про мясника, и про щит, и про коробку с письмами.
— Убежала с мясником! — прокомментировал отец. — Это надо же!
— Так что — я правильно поступил? Ну, что помог ему узнать правду?
Отец немного подумал.
— Вероятно, да, — сказал он. — Ты сделал это, потому что тебе так хотелось или потому что ему необходимо было её знать?
Я ответил не задумываясь:
— Ему необходимо было знать. Совершенно необходимо.
— Значит, твои намерения были хорошими. А это главное.
— А разве не говорят, что… как это… «благими намерениями вымощена дорога в ад»?
— Так-то оно так, но и дорога в рай тоже. А если ты будешь слишком долго раздумывать, куда ведут тебя твои благие намерения, знаешь, в какое место ты в конце концов угодишь?
— В Нью-Джерси?
— Я, собственно, хотел сказать «в никуда», но ты верно ухватил суть. — Лицо его опять потемнело. Очевидно, вспомнил о работе.
— Пап, мне очень жаль, что с тобой так получилось.
— Да ладно. Меня уволили из компании, чей самый большой вклад в развитие цивилизации — это пробка для писсуара. Не о чем жалеть. — Он заулыбался — так ему понравилось собственное высказывание — и тряхнул головой. — Хотя по временам я думаю, что Старик, Который Сидит Наверху, воздаёт мне за какие-то мои грехи.
«Старик, Который Сидит Наверху…» — мысленно повторил я и забеспокоился. Потому что вспомнил про другого Старикана наверху, в смысле — на втором этаже. С грехами.
— Э-э… пап… А они не сказали причину, почему тебя уволили?