При словах «ещё куда» мама посмотрела на меня, поэтому я сказал:
— А может, я останусь здесь на всю жизнь. Возьму сачок и буду дежурить.
— Угу, — сказала мама. — Тогда сачок тебе точно понадобится — чтобы оттащить меня в дурдом.
Когда дело касается Фрэнки, мама всегда говорит о колледже так, будто это само собой разумеется; а вот я и колледж у неё никак не стыкуются. Я взглянул на брата — тот храпел и в ус не дул. Иногда я думаю, что Бог ошибся и отдал Фрэнки часть мозговых клеток, изначально предназначавшихся для меня. Братец может дрыхнуть сутки напролёт, и всё равно у него в табеле сплошные «А»[9]. Я же в своём табеле испокон веков видел только две «А»: в имени Anthony и в фамилии Bonano. Что самое противное — Кристина, похоже, следует по стопам братца; так что мне уготовано судьбой стать позором семьи.
— Пошли, — скомандовал я Хови и Айре, — поговорим в подвале.
То есть там, где мы обычно беседуем о всяких важных вещах.
Подвал у нас из тех, что называют «обустроенными», хотя правильнее было бы назвать его «когда-нибудь-в-перспективе-обустроенным», потому что сколько бы мы ни вкладывали в него труда, всё время остаётся какая-нибудь недоделанная голая стенка. Может, это из-за папы, который вечно портачит с электропроводкой, или из-за дяди, который снабжает нас дешёвым изоляционным материалом, а потом выясняется, что этот материал содержит канцероген. Словом, каковы бы ни были причины, стенки регулярно продолжают оголяться. Тем не менее подвал стал для нас чем-то вроде военного бункера, где мы обсуждаем проблемы национальной безопасности и играем в видеоигры, которые, по убеждению моей мамы, выбьют из моей головы последние мозги быстрее любого боксёра-профессионала. А уж когда мы играем в игры с мордобоем, она вообще выходит из себя.
Но сегодня нам не до игр. Сегодня мы держим военный совет относительно парня по имени Шва.
Мы уселись на пол, и я передал друзьям добытую в ходе расследования информацию.
— Я не уверен на все сто, откуда у Шва такая фамилия, но брат парикмахера моей тёти живёт с ним по соседству, так что, думаю, информация достоверная. — Я помедлил для пущего эффекта. — Вот что он говорит: прадедушка и прабабушка Шва прибыли сюда из Старого света.
— С какого света? — спросил Хови.
— Старого. Ну, с той стороны.
— Что? — поразился Хови. — Ты хочешь сказать, что Шва — выходец с того света?!
Теперь я знаю, почему Хови всегда коротко стрижётся — чтобы нельзя было вцепиться и выдрать ему патлы. Думаю, нашёлся бы миллион желающих это сделать.
— Он имеет в виду из Восточной Европы, — пояснил Айра.
— Короче, — сказал я, — прадедушкина фамилия — Шварц, и всю свою жизнь он стремился к одному: вырваться из Старого света в Америку, потому что на Статуе Свободы написано приглашение: «Гоните мне усталый ваш народ, всех бедолаг, пошедших по нужде...»
— «Брошенных в нужде», — поправил Айра. — «Отдайте мне усталый ваш народ, всех нищих, брошенных в нужде, всех жаждущих свобод»[10].
— Ага, — поддакнул Хови. — Если уж перевираешь цитату, то хоть перевирай правильно. По нужде они у него пошли.
— Да ладно. Ну вот, все в Старом свете говорят: «Слушайте, я же и есть нищий, брошенный в нужде!» и все хотят в Америку. Вот почему мои предки перебрались сюда из Италии, твои, Айра — из России, а твои, Хови, свалились с неба.
Хови съездил кулаком мне по плечу.
— Короче, старина Шварц парится там на своей свекольной ферме, или на чём ещё он там горбатится, складывает в кубышку каждый пенни на билет в Америку себе, жене и детям. «Хочу умереть на американской земле», — говорит он. Наконец, накопив достаточно денег, они, а с ними ещё четырнадцать тыщ других семей, набиваются в пароход и пересекают Атлантический океан.
— Только не рассказывай, что они напоролись на айсберг, — бурчит Хови.
— Не тот пароход, — говорю, — но примерно в то же время, я так думаю. Короче, прибывают они в Нью-Йорк, проходят мимо Статуи Свободы, все пялятся на факел, ну, там всякие «охи-ахи», совсем как туристы, только не в гавайских рубашках — они ж, понимаете, нищие, откуда у них бабки на гавайскую рубашку. Короче, всех ссаживают с парохода у Эллис-Айленд, и они стоят в длиннющей очереди на солнцепёке в своих шубах, потому что ещё не умеют одеваться по погоде и потому что на их родине всегда мороз. Наконец, подходит их очередь. Старина Шварц весь взопрел от жары и задыхается от волнения. А перед очередью мужик с авторучкой и громадной чёрной книжищей записывает имена и даёт доступ в страну. Он спрашивает: «Ваше имя, сэр?» А старик — внимание! — отвечает: «Шва...» — и вдруг хватается за сердце, трах-бах, инфаркт, и он помирает на месте.
9
Если кто подзабыл: в США оценки выставляются не баллами, а буквами, высшая из которых «А».