— Я главный!!! — победоносный крик раздался из кухни. — Это моя шоколадка, Амнерис!!!
— Их тут три, — вставил Данте.
— Амнерис, малыш, накрой на стол с Данте, пожалуйста!
— Сейчас!
Мы с булочкой ушли в нашу спальню, где я свалился на кровать, а она села ко мне спиной и стала кормить Дарона грудью, пока сын энергично пыхтел и сладко причмокивал.
— Мой милый голодненький волчонок, — ласково сказала Софа, гладя сына по тёмно-рыжей головке. — Чшш, не захлебнись, малыш. Никто не отберёт ведь.
— Ну я бы так уверенно не говорил, — сказал я, придвинувшись и обняв жену.
— Папа шутит.
— Папа жадный.
— Рафи, — вздохнула Софа, чуть улыбнувшись. — Не обделяй младшего сына.
Я кивнул, упёршись лбом ей в спину и вздохнул. Моя любимая булочка. Через какое-то время Дарон наелся и задремал.
— Мой пончик любимый. Накушался и спит, совсем как папочка. — тихо сказала Софочка, укладывая ребёнка в кроватку.
— Папочка так уже год не делал, — заметил я, протягивая руки.
— Но хочет? — булочка улеглась ко мне и обняла за живот. Затем стала настороженно его ощупывать и нажимать, проверяя плотность и толщину. — О, Господи. О, нет!
— Что? — напрягся я.
— Это кошмар, Рафи, ты похудел! Тебя стало совсем немножко, тебя же ветром унесёт!
Я начал смеяться, а Софа продолжала нагнетать и рассуждать:
— Всё, мой любимый муж закончился! Рафи, пончик, тебя срочно нужно откармливать! Хотя какой ты теперь пончик.
— Ага, а кто я?
— Спичка, палочка ватная, балерина…
— Вхавхвх, я-то спичка? Я балерина?
— Ты балерин видел? Их от тебя теперь не отличить, так ты исхудал!
— Я боюсь спросить, ты хоть у одной балерины вот такое видела? — я хлопнул себя по животу.
— Да. У тебя.
Я прикрыл глаза и хмыкнул.
— Я беременная балерина?
— Ты беременная балерина. Моя любимая, — она обняла меня за пузо. — С усохшим пузиком и похудевшими щёчками.
— Софа, давай честно, я за последний год только на пять кило похудел.
— Во-первых, худеть надо постепенно…
— Не наедаясь по ночам.
— … А во-вторых, начало уже есть.
— Было, пока я не набрал семь.
— Ты комплексуешь? Почему? — я со скепсисом прикрыл глаза и провёл руками вдоль полных боков и большого живота. Софа нежно улыбнулась и обняла меня за брюхо, что подросло после рождения детей. Хотя казалось бы, куда уж больше. — Рафи, у тебя четверо детей, которые тебя очень любят с твоим животиком. Они знают, что у них есть большой и сильный папа, который всегда их защитит и всегда будет оберегать. Дарон вообще в восторге от мягкого пузика, ты сам-то не замечал, что он постоянно на тебе засыпает?
— Дарону годик, он и на тебе постоянно спит.
— Но на тебе-то помягче, — она бережно похлопала круглое пузо. — И если серьёзно, то ладно, ты не балерина и не спичка. Но ты правда похудел.
— Спасибо, — я поцеловал жену. Повалил на себя и обнял. — Знаешь что?
— Что, сладенький?
— Мы с тобой как-то давненько гулять не ходили. И в кафе сто лет не были.
Она улыбнулась и чмокнула мою щёку.
— Мой любимый. Сейчас пойдём?
— Одевайся.
Софа метнулась к шкафу. Я же стал вызванивать её родителей, чтобы попросить приглядеть за детьми пару часов. Её мама приехала через двадцать минут, и тройняшки с воплем: «бабушка!» бросились к ней обниматься.
— Извините, что так резко дёрнул, — сказал я, подходя к тёще.
— Ничего-ничего, Рафи, я всё понимаю, вам с Софочкой хочется побыть вдвоём. — улыбнулась она. — А где мой младшенький внук?
— Спит.
По лестнице спешно спустилась Софа, вдевая в ухо серёжку. Я вздохнул и улыбнулся, смотря на неё. Такая милая, родная, дорогая сердцу. Я так люблю тебя, сладенькая. Моя самая красивая и самая добрая пампушечка на свете. Софа быстро поцеловала мать и принялась объяснять ей, что и как делать с Дароном. Та же мягко улыбнулась, поглаживая дочь по голове.
— София, я вырастила тебя, твоего брата, и нянчилась с тройняшками. Поверь, с Дароном я тоже справлюсь.
— Я его ещё не оставляла ни с кем, кроме Рафи, — вздохнула рыжая. — Пожалуйста, позвони, если сильно плакать начнёт.
— Мамочка, я помогу бабушке, — пообещал Данте.
— Конечно, — она поцеловала сына в лоб. Потом обняла старших. — Верд, Амнерис, дом на вас.
— Класс! — азартно заулыбались они.
— Софа, идём, — я взял её за руку. — Всё будет хорошо.
Нас проводили до дверей, а потом мы с ней двинулись гулять. Мы ходили по тем местам, где гуляли, когда ещё даже не встречались. Зашли в кафе, куда я мальчиком тайно от родителей прибегал спускать карманные деньги на вкусные пирожные. Здесь мы с Софочкой сидели у панорамного окна, держась за руки, и пили какао.
— Знаешь, о чём я подумал?
— О чём, любимый?
— Через два месяца у меня отпуск. Может, съездим куда-нибудь? Тебе нужен отдых, да и мне тоже.
— Мне кажется, с детьми особого отдыха не удастся. С Данте и Дароном ещё куда ни шло, но Амнерис с Вердом ведь неуправляемые.
— Давай мы уедем все вместе, и там старших отдадим в летний лагерь, а сами с Дароном поселимся в отеле в том же городе? Так мы будем рядом, а за ними присмотрят воспитатели.
— Хитро. Вечером спросим у них.
— Конечно. Теперь, — я зачерпнул маленькой ложкой пирожное, — открывай рот, милая.
Она расслабленно улыбнулась и принялась есть с ложечки. Потом то же самое было проделано со мной. Но дольше. Намного. Настолько, что я переел и задремал на плече своей булочки, пока та обнимала меня и приятно массировала животик.
Домой мы вернулись где-то в девять вечера. И там, пока миссис Дариа Флейм укладывала Дарона, дети говорили с кем-то по телефону, разложив на полу бумагу и карандаши. Как я услышал, этим кем-то был Сэм.
— Дядя Сэм, а что подарить папе на день отца? — спросила Амнерис, сосредоточенно смотря на рисунок перед собой.
— Может, маму? — ехидно сказал он.
— Она у него есть.
— Ну тогда беговую дорожку.
Вот сука!
— А маме на день матери? — поинтересовался Верд.
— Папу. И желательно масло.
— Растительное?
— Да.
— А зачем ей масло? — не понял Данте.
— Масло — вещь полезная. Помните, дети: если не знаете, что подарить родителям, всегда дарите масло. И для готовки подойдёт, и для…
— Экхм! — кашлянул я погромче. — Локвуд!
— Я на громкой связи, да? — спросил он со скепсисом.
— Ага, — хором ответили дети, рванув к нам.
— Ты офонарел совсем?!
— Я не закончил. Масло пригодится и для готовки, и для смазывания…
— Молчать!!!
— … петель дверей, чтобы не скрипели. А для того, о чём ты подумал, есть специальные средства. Ну ладно, Софит привет передай, мне пора.
Он отключился. Я же тихо пообещал себе на неделе заскочить к нему в больницу и прибить. Через час мать Софочки ушла, а мы уложили старшеньких спать. Потом мы легли сами. Булочка придвинулась ко мне, обняла за живот, и умиротворённо вздохнула.
— Утром чей-то животик подрастёт. — мечтательно сказала она, поглаживая мне пузо.
— Мы вроде уже давно женаты, но я всё ещё слегка смущаюсь от подобных комментариев.
— Что тут сделаешь? Я слишком люблю своего пончика.
— Твой пончик тоже очень тебя любит. Иди ко мне, — я уложил её на себя и сцепил на ней руки.
— Я не слишком тяжёлая?
— В самый раз, — я вздохнул и чмокнул её в макушку.
Однако заснуть так нам не удалось. У меня заурчало в животе. А потом Софа тихонько сползла с меня и наклонилась сверху.
— Рафи.
— Да?
— Пошли, поедим?
— На ночь? — хмыкнул я, поднимаясь.
— На ночь.
— Люблю тебя.
— И я тебя.
И мы за ручки спустились на кухню, к холодильнику, где совершая акт вандализма и чревоугодия я смотрел на измазанное тортом личико Софы и умилительно улыбался, уплетая отбивную. Как всё-таки классно, когда с любимым человеком можно и ночью по лесу побегать, и на кухне что-нибудь подъесть.