— Ешь, что хочешь, сама! — кричит мама из коридора, где перебирает почту. — Мне нужно кое-что закончить, подтвердить завтрашние вызовы. Поем позже.
Оставляю на столе пустые тарелки. Есть, конечно, хочется, но лучше я подожду.
Большинство девчонок моего возраста не любят обедать с родителями, а вот я наоборот. Я всегда стараюсь устроить все так, чтобы было хоть немного похоже на семейный обед. А когда мама увиливает по разным причинам, мне хочется этого еще больше. Думаю, человек так уж устроен: любит бунтовать по любому поводу.
Вот папа всегда придавал огромное значение накрытому столу. Он говорил, что семейный обед — это становой хребет цивилизации, и в прежней жизни мы каждый вечер садились за стол вместе, сначала впятером, потом вчетвером, потом втроем, а тем временем мир кругом летел в тартарары. Так что становой хребет — это, конечно, да, но держал он уже что-то не очень.
У меня было двое младших братьев, и они один за другим в течение двух месяцев умерли во время третьей эпидемии лихорадки Денге, которая стала известна под названием чумы крови. Это случилось за год до того, как мы явились сюда. Один из множества фактов, истинность которых не подлежит сомнению. Мне кажется, как-то неправильно этот опыт описывать обычными фразами, построенными из обычных слов. Его нужно обозначить только одним словом. «Событие». Кучка обыкновенных букв, которым нет никакого дела ни до тебя, ни до твоих братьев. Похоже, это слово будет следующим в нашей игре в «виселицу».
Почти невозможно представить, чтобы такое вот «событие» случилось в мире, где мы живем сейчас.
Отец, которого мы звали Паппи, эпидемию пережил. Я думала, что он отправится вместе с нами, но он исчез в ночь перед самым нашим переходом.
— Он решил остаться, — сказала мама таким тоном, будто речь шла о том, что Паппи струсил или что его остановила какая-то необходимость. Но я знаю, все было не так. И больше на эту тему с мамой не заговариваю. Не могу вынести выражения ее лица. Поступок Паппи и ей принес много горя.
Через кухонную дверь выхожу на террасу. Опершись на перила, я гляжу на закат. Ищу глазами тоненький серпик месяца.
Обожаю это время суток. И это время года тоже, когда оживает наш дворик, распускаются большие белоснежные цветы кизила и бледно-желтые нарциссы, которые я сажала сама. Чувствую запах цветущей вербены, доносящийся от кустов, высаженных вдоль гаража.
Я прожила здесь уже четыре года и все никак не могу привыкнуть к этой красоте. Поначалу все казалось мне странным, даже раздражало, я не понимала, как можно получать удовольствие от этих звуков, красок, запахов, изумлялась, глядя на белочек, птичек и бурундучков, а самое главное, не давало покоя сознание, что можно целый день спокойно гулять, дышать свежим воздухом. Теперь уже я понимаю. И каждый божий день наслаждаюсь этим.
Меня все еще поражает эта пышность, щедрость природы, ее великолепие, все, что можно сажать, собирать и есть, все эти водоемы, в которых можно спокойно купаться. Люди здесь ведут себя так, будто все самое великолепное в природе цивилизация уже утеряла, но они ошибаются. Еще есть что терять, причем очень много.
Слышу отвратительный писк комара, и кровь леденеет в жилах. Чуткими ушами прислушиваюсь к этому звуку, поджидаю, когда комар сядет, и вот он садится, воплощение зла в чистом виде, на деревянную перекладину перил. Я отгоняю желание, которое усвоила с раннего детства: не подпускать комара к себе слишком близко, лишь на расстояние вытянутой руки, чтобы можно было шлепнуть. А теперь мне доставляет подленькое удовольствие размазать его в лепешку при всяком удобном случае.
Там, откуда я прибыла, комары олицетворяли собой самый примитивный страх, нутряной, вокруг которого вращались все остальные страхи. Мы наглухо застегивали противомоскитные сетки, разбрызгивали вокруг ядовитые вещества, читали молитвы и в страхе жались друг к другу в своих мрачных полусгнивших домишках, потому что комары несли нам смерть. От этого нелегко отвыкнуть даже теперь. Здесь они не разносят заразу, но несут с собой воспоминания и страшные сны.
Пока. Не несут смерти пока, до поры до времени. Гляжу на отвратительное пятно, только что бывшее комариком, с удивлением и омерзением. Мы здесь не боимся ничего такого, что тревожит местных, ни ограблений, ни даже убийств. Ураганы и наводнения кажутся здесь забавными приключениями по сравнению с тем, что грядет в будущем. Пока здесь жить до смешного безопасно. А бояться в этом мире, с климатом, становящимся все теплей и влажней, надо комаров, потому что, когда это случится, комары будут везде и от них не будет пощады.