Я вижу, Кэтрин боится. Наш разговор ни к чему хорошему не приведет, к тому же она не на все сто процентов верит в мою гипотезу насчет очков.
Поэтому я тороплюсь поскорее высказаться. И говорю то, чего не должна говорить, даже думать об этом не должна:
— А что, если он никакой не сумасшедший? Или хотя бы не совсем чокнулся? А если эта дата существует реально и он действительно хочет, чтобы я что-то сделала?
Кэтрин снова кивает. Я знаю, что сейчас написано на ее лице, даже хорошо видеть для этого мне не нужно. Зеленовато-карие глаза широко раскрыты и наполнены тревогой: она очень за меня боится.
— Может, побеседовать с ним? Понимаю, что нельзя, не положено, ну а если он свяжется со мной снова? Не могу же я сидеть и ждать, пока наступит эта дата, и ничего не предпринимать, ведь правда? Он говорит, наши люди ничего не предпринимают и все от нас скрывают. Я так боюсь, что это правда. — (Тревогу Кэтрин даже с моим зрением нельзя не заметить.) — Ты меня прости. Сейчас замолчу. Не стоит тебя впутывать в это дело. Конечно, я играю с огнем и не хочу, чтобы ты пострадала. Все, умолкаю.
— Да нет, ничего, продолжай. Я просто очень за тебя беспокоюсь, — произносит Кэтрин едва слышным шепотом. — Вот и все. Прошу тебя, будь осторожна.
Я плаваю кругами, стараясь согреться:
— Да, думаю, надо с ним все-таки потолковать.
Ну никак не могу замолчать, язык бы мне отрезать!
12 февраля 2011 года
Дорогой Джулиус!
Не поверишь, что тут у нас творится. Тут есть место, которое называется «торговый центр»; это целый город самых разных магазинов, некоторые такие большие, как каньоны. В них продают миллионы разных вещей, и раскупить их все просто немыслимо. Не потому, что люди не могут позволить себе, но у них в домах и без того столько всего, что никому больше ничего не нужно. Когда вечером торговый центр закрывается, там остается практически столько же товаров, сколько было и утром, когда он открывался. И люди не бегают от прилавка к прилавку и не выстраиваются в гигантские очереди, как можно было бы ожидать. Здесь обычное дело иметь много лишних вещей, которые тебе СОВСЕМ НЕ НУЖНЫ.
Не знаю, откуда все это берется, так как нигде не видно людей, которые что-то делают.
С любовью,
Пренна.
Глава 7
В течение недели я иду после школы через парк, а потом мимо универсама. Я все еще не решила окончательно, что мне делать насчет старика. Когда я снова раздумываю о том, понимает ли он то, о чем говорит, не могу не задавать себе всех этих вопросов. А пока просто хочу его увидеть. На всякий случай заглядываю и в общественный клуб, но его нигде нет.
— Ты Бена Кеноби давно видела? — спрашивает меня в понедельник после уроков Итан.
Надо же, словно читает мои мысли.
После происшествия в клубе Итана я избегаю. Не хочу, чтобы он задавал неудобные вопросы, зачем да почему старик хотел со мной поговорить и что́ он сказал. Похоже, Итан все понимает. Но теперь стоит возле моего шкафчика и жует резинку.
— Несколько дней назад. — Я сую в рюкзачок учебник истории. Откашливаюсь. Помню, что дала себе слово не врать. — А что?
— Да нужно кое-что ему передать. Статью в газете. Я работал с ее автором… Это, кстати, женщина… На практике прошлым летом. Думаю, ему будет интересно.
Что-то настораживает меня в поведении Итана, кажется ненатуральным, фальшивым, словно он о чем-то беспокоится и тщательно старается это скрыть, и дело тут не только в его дурацкой жвачке.
Не знаю, как ответить. Между мной и Итаном редко возникает натянутое молчание, обычно мы начинаем подшучивать, поддразнивать один другого. Но сегодня смотрим друг на друга и молчим. И оба не знаем, что с этим поделать.
Наконец Итан открывает рот:
— Знаешь, эта женщина — блестящий ученый. Которая статью написала. Кстати, совсем недавно закончила Массачусетский технологический. По специальности — физик. Работает в области «кротовых нор», решает проблему их проходимости. Вообще-то, область ее интереса — использование энергии волн, а это так, просто хобби. — Он достает из рюкзака газету и протягивает мне. Вижу, что в статье полно диаграмм и уравнений.
— И ты в этом что-нибудь понимаешь?
— В общем, да. В основном. — Итан поднимает голову, понимая, что забыл прикинуться троечником, которому нужно помогать с домашними заданиями по физике. Достает из кармана салфетку, выплевывает в нее жвачку. — Нет, не все, конечно. Но меня самого давно интересует эта тема, где-то с тринадцати лет, ну, с тех пор, как со мной… Ммм… — Он умолкает и смотрит на меня. Открывает рот, снова закрывает.