Я пошёл вслед за Катей. Она отворяла одну дверь за другой.
— Вот кабинет мужа. Это — спальня. Это — комната Кармен. А тут царство моего сына, вы его сегодня увидите. Эти две комнаты для гостей. Тут библиотека. А это — моя комната, нравится?
Это было единственное помещение, где отсутствовала японская мебель. На полке над тахтой тянулся рад вятских глиняных игрушек, в углу висела маленькая бумажная икона Христа.
Катя, чуть прихрамывая, шла вперёд, показывала ещё какие‑то комнаты, завела в огромную кухню с настоящим баром, где были полукруглая стойка и высокие вращающиеся кресла, где блистала чистотой автоматическая мойка, стояли электроплиты.
— А это считать за комнату или нет? — спросила Катя, отворяя ещё одну дверь между мойкой и плитой.
В длинном помещении снизу до потолка тянулись широкие полки, тесно уставленные консервами, жестяными, стеклянными, пластиковыми банками, бутылками, оплетёнными соломой бутылями. Все это было в ярких надписях, этикетках. Сверху с крюков свешивались копчёные окорока, колбасы. Тут же стояло четыре японских же холодильника.
Потом я сидел в гостиной, угощали блюдами, которых я никогда раньше не пробовал: какими‑то рачками под лимонным соком, омаром, необыкновенно вкусным сыром с клубникой.
Говорят, когда что‑либо ешь впервые, нужно загадать желание. И я пожалел, что не загадал.
Вскоре Кармен извинилась и убежала.
— Отец купил ей на день рождения арабского коня. Учится ездить в «Жокей–клубе», — объяснила Катя.
Допили кофе.
— Ну а теперь кладите вот сюда на стул свою ногу, — сказал я. — Не могу смотреть, как вы морщитесь.
Через полчаса Катя сначала осторожно, потом все смелее ходила по ковру в гостиной.
— Прошло, — сказала она. — Вас мне Бог послал. Каким образом это получается? Что вы ещё умеете лечить?
Я немного рассказал о лаборатории, о своём опыте и сам в душе удивился: скольким людям удалось помочь!
— У нас вы были бы миллионером! — убеждённо сказала Катя, снова садясь к столу. — Когда уезжает ваша группа?
— Завтра. В Мадрид. Оттуда — в Толедо, Сеговию, Авилу, затем снова в Мадрид. Утром 2 мая — в Москву.
— Жаль. У меня здесь много друзей, которых вы, наверное, могли бы вылечить. И в Мадриде тоже. У вас в Испании была бы хорошая практика, большие возможности. Очень большие, Артур…
— Больных и в Москве хватает, — ответил я.
— Там вы не получите признания. Я уверена.
— Возможно.
— Подумайте. Пока не поздно. Анне потом прислали бы вызов. На первых порах жили бы у нас. Муж у меня славный человек, он поможет открыть студию, где вы будете принимать пациентов… Я хотела вам рассказать о нашем местном экстрасенсе. Так вот, у него кабинет, табличка. В приёмной вечно очередь. Визит стоит 1000 песет. Мне он назначил десять сеансов тоже по тысяче каждый.
— Ну и что? Он ведь не вылечил вас.
— В том‑то и дело. А вы будете вылечивать всех! Прославитесь. — В Катиных глазах светилось неподдельное сочувствие, доброжелательство.
Вспомнился последний разговор с Левкой на ипподроме. И я подумал о том, что жизнь не случайно подкинула эту поездку в Испанию, очередное испытание.
— Такое решение, Катя, невозможно. Рационально не объяснишь. Разве что могу сказать: Советский Союз для меня не только страна — судьба… Поговорим лучше об испанской шали. Хочу купить для Анны. Не представляю: где приобрести?
Катя сидела потупясь, курила. Потом загасила сигарету.
— Еще кофе?
— Нет. Спасибо.
— Видите ли, Артур, ваших туристских грошей на настоящую шаль не хватит. Если хотите, у меня есть время, подъедем в универмаг «Cort Angle», смогу помочь решить все ваши проблемы.
— Прекрасно. Я не умею покупать вещи, тем более не знаю языка…
…Когда поднимались эскалатором универмага «Cort Angle» на один из этажей, где продавалась женская одежда, Катя сказала:
— Давайте договоримся. Подлинная испанская шаль, к тому же старинная, у меня есть, и я посылаю её Анне. Это будет мой подарок. А вам, вы мне тоже очень симпатичны, хотя и порицаете за то, что оставила Москву, за буржуазную жизнь (я тоже умею читать мысли), мне хочется подарить видеомагнитофон. Это здесь неподалёку.
— Не обижайтесь, пожалуйста, я не приму такого подарка, — твёрдо сказал я.
Сошли с эскалатора в зал, где, кроме нас, покупателей не было. Приглушенно звучала итальянская мелодия — «Санта Лючия»… В широкие окна лилось солнце Барселоны. У просторных отсеков–секций стояли девушки–продавщицы.
— С вами каши не сваришь, — горько улыбнулась Катя. — Тогда поступим так. Я вам говорила, у меня сестра в Киеве. Вернетесь — пошлите ей сто рублей, а я соответственно даю испанские деньги. Вот двадцать тысяч песет. По рукам, Артур?