– Милая моя…
– Я хочу быть как все! Как они!
Филида чуть отстранилась, заглянула в коричные глазки, полные горя:
– Как они? Избивать невиновных просто от страха? Быть глухой, черствой?
Айне мотнула головой и уткнулась лицом бабушке в грудь.
– Я говорила им, что я – девочка, а они не верили! Я всего лишь хотела с ними подружиться. Я не сделала им ничего плохого…
– Знаю, милая, знаю, – Риннон зажмурилась, словно от боли. Ком горечи застрял в горле. Но как ни ныло сердце, как ни стенала душа – ни единая слезинка не слетела с длинных темных ресниц. – Ты самая лучшая девочка на свете. Ты добрая, отзывчивая, честная. Дай мне слово, что постараешься остаться такой.
– Хорошо, бабушка, – всхлипнула Айне.
Риннон тихонько запела колыбельную, ведь музыка – лучшее лекарство от душевных ран. Но оставались еще и телесные. И когда песня высушила слезы, последний всхлип растворился в птичьих трелях, а внучка расслабилась в теплых объятиях, она спросила:
– А теперь скажи, милая, что у тебя болит?
– Ничего. Раньше было больно, теперь нет, – такой ответ не на шутку напугал Риннон.
– Дай погляжу.
Филида ощупала голову внучки. Затем осмотрела спину, предплечья, но, к изумлению, кроме запекшейся крови в рыжих волосах и на шее, бурых пятен на плаще, не нашла ни одной ссадины. Ноги тоже оказались совершенно невредимы. Ни синяков, ни царапин, ни ушибов. Чудеса…
– Они ведь не плохие, – вдруг сказала Айне, выдернув филиду из пучины смятения. – Они так пели… Не могут так петь плохие люди. А еще я видела, как та девочка волновалась за мальчика, что упал в терновник. И как они все закрыли собой раненого… от велика… от меня.
– Страх людям глаза застит. А уж если это глаза толпы… – вздохнула Риннон. – Путь добра и любви порой труден. И все же в мире есть те, кто решается следовать по нему.
– И у меня есть такой человек.
Айне вдруг улыбнулась и поцеловала бабушку в щеку.
– И у меня, – сглотнула Риннон, чувствуя, как сердце обливается кровью. – Давай-ка я тебя причешу. А потом переодену. А-то вдруг Пэк не пустит нас в таком виде?
– Может, лучше уйдем? – Айне взволнованно оглянулась.
– Они не вернутся.
Девочка вздохнула и со смесью тоски и разочарования посмотрела в сторону деревни.
– Но ты права, пора возвращаться. Остановимся у того ручья, помнишь? Умоемся, перекусим. Я, знаешь, сколько всего накупила? – Риннон указала на три огромных пузатых мешка. – Солонину, хлеб, мед… А еще сладостей, но только для тебя. Пэку о них знать необязательно. А еще лучше съесть их до возвращения в пещеру.
– Унюхает ведь.
– Ничего, воды ручья помогут.
Айне слабо улыбнулась. Встала. Подхватила сразу два тюка.
– Надорвешься, – ахнула Риннон.
– Мне совсем нетяжело, – уверила Айне и тут же посерьезнела. – Пойдем, бабушка. Нам здесь больше нечего делать.
Филида подобрала оставшуюся поклажу и грустно посмотрела на удаляющуюся спину в разорванном плаще. Похоже, страшный жизненный урок отнял у Айне еще несколько лет и так стремительно проносящегося детства.
Глава 3
Путницы миновали ярко-зеленое, словно усеянное мириадами хризолитов, пастбище. На этот раз собаки даже морд не повернули в их сторону. Айне разглядывала двух пастухов, облаченных в серые овечьи шкуры поверх таких же безликих одежд. И Риннон с облегчением заметила в этом взгляде любопытство.
Она без устали пыталась отвлечь внучку от случившегося. Рассказала две новые поэмы, показала лечебный мох и редкий ядовитый гриб, что при правильном применении способен вернуть даже ступившего ногой на палубу Великой ладьи, везущей в страну Вечной Юности. Айне слушала по-прежнему внимательно и так же легко все запоминала. Вот только беззаботный огонек, что до селе горел в коричных глазках, погас.
Ручеек встретил путниц звонким журчанием и небесной бирюзой. Филида поприветствовала духов воды молитвой и даром. Взамен же получила кристально чистую и вкусную воду.
– Сейчас умоем тебя, – как можно беззаботнее произнесла Риннон. – А затем переоденем. Тюки такими нарядами набиты – загляденье. А посмотри, что я тебе на смену старых ботинок купила!
Она выудила из мешка высокие коричневые сапоги с голенищем из лент, каждую из которых украшало тиснение-пальметто.
– Мягкие, но очень прочные. Сможешь бегать по лесу быстрее лани.
– Спасибо, бабушка, – печально улыбнулась Айне и подошла к ручью. Присела. Черпнула ладонью воды, сделала глоток. И вгляделась в блестящую гладь, что отражала все без утайки, куда лучше бронзового зеркала. Айне смотрела и смотрела, словно не слыша, как бабушка звенит дивными серебряными браслетами, трет пальцами великолепную фибулу, покрытую эмалью, не видела тончайшего шерстяного полотна, что впору носить самой королеве и резной коробки-доски для игры в фидхелл.