Отцу плохо зашили голову, поэтому немного крови вытекло на белую подушку из дешевого материала. Такого же дешевого, как и костюм, надетый на труп. Священник все продолжал наматывать круги, а людей вокруг становилось все меньше. Мало кто мог стоять достаточно долго. Мне тоже хотелось выйти, но дед каждый раз меня останавливал. Он терпел, но не мог делать это в одиночку, поэтому знал, что если уйду я, то и он более не сможет оставаться.
Кто-то бесшумно подошел сзади.
– Вам нужно идти. Сейчас начнется следующая церемония прощания.
Дед что-то буркнул и пошел в другую комнату, собирать родственников, чтобы мы могли погрузить гроб в автобус и отправиться на кладбище, а я остался наедине с трупом. Подушка под его головой уже стала отвратительно коричневого цвета, а рот немного приоткрылся. Даже сквозь церковный дурман я чувствовал запах, исходивший от его тела. Он разлагался прямо на глазах.
Тело погрузили в автобус и, усевшись рядом, поехали на кладбище.
Мама продолжала плакать.
Я спросил, почему она плачет?
– Почему? Он ведь уже умер. Зачем плакать?
Она не ответила, но вытерла слезы, сделав свое лицо каменным.
На кладбище все прошло быстро. Дед бросил на гроб немного, растолченной в пальцах, земли. Сказал несколько слов и отвел меня к машине. Попросил подождать. Я ждал недолго. Вскоре просто вышел и бродил. Долго гулял по кладбищу, пока не встретил Бэк. Ей тоже не сиделось на месте.
– Привет.
Я поздоровался в ответ и подошел. Она стояла возле надгробия какой-то женщины, жившей почти сотню лет назад.
– У меня сейчас бабушку хоронят. А у тебя кого?
– Отца…
Я замялся и на автомате потянулся в карман за сигаретами.
– А мне дашь?
Я протянул пачку.
– Нехорошо это, наверное.
– Что?
– Ну, курить здесь. Вдруг она не курила?
Бэк указала на надгробие.
– А вдруг курила?
Мне хотелось отшучиваться, но не говорить на серьезные темы.
– Да и какая разница уже. Мертвые не страдают от рака легких.
– А живые?
– А живым ничего другого просто не остается.
7
Мы были еще в городе, но окружение говорило об обратном. По одну сторону – голое истощенное поле, плавно переходящее в свалку, с другой – длинный грязный спуск, кончающийся сгоревшими домами. Впереди – размытая дорога. Непроходимая. Переглядываемся и ловим попутку. Ржавый внедорожник тормозит рядом с носом ботинка. За рулем сидит мужик с седыми усами.
– Куда вам, ребята?
– Нам бы прямо на пару километров. До поворота на старый район.
– Прыгайте.
Мы прыгнули. По очереди залезли в кабину и покрепче вцепились пластиковые поручни. Водила умело вывернул руль, переключил передачу, что отозвалась хрустом и протяжным гулом, и двинул вперед, собираю все ухабы на плохой дороге.
– Давно вы здесь?
– Где это здесь?
Не пойму, о чём он говорит. Городок маленький и уже много лет не пользуется популярностью ни властей, ни туристов. Все тут друг друга знают или хотя бы видели разок-другой.
– Местные Мы.
Перебивает отец. Перебивает не столько разговор, сколько мои мысли.
– Это понятно, что местные. Все мы тут местные. Кто же в здравом уме приедет в эту дыру. Я о другом.
– А? Не пойму, о чём толкуешь.
– Отчалили, говорю, давно?
Водитель вносит ещё больше непонимания своими словами.
– Отчалили?
– Ну, откинулись, представились. Хотя, ладно, и так видно, что совсем недавно.
Я поглядываю на отца. Он пожимает плечами. Всё постепенно преобразуется и становится на свои места.
– А ты давно здесь.
Водитель не поворачивается и говорит с дорогой впереди него.
– Я-то? Да, давно уже. Так давно, что уже и счет времени потерял. Раньше вот детишек тут возил. Ну, на автобусе. Помните, наверное, школа вон там была.
Он показывает на сгоревшее здание, которое преображается прямо у нас на глазах. Следы ожогов на бетоне исчезаю, деревянные рамы встают на свои места. В окнах загорается свет.
– Так вот, автобус я вводил. Старенький такой. Сколько латали его. Старая развалина. Помню, погода такая же пакостная была, мы как раз в горку карабкались. Ну, как сейчас. Грунт просел совсем. Автобус и накренился в сторону. Ну, как сейчас.
Я чувствую глухой удар по днищу и вижу, как горизонт пьянеет и сходит с ума. Кажется, что сама Земля накреняется, но это лишь мы.
Падает.
Сначала набок, а потом и вниз по склону, совершая пируэты гнущейся стали, во время которых я слышу водителя.
Он хохочет.
Умалишенный.
– Всегда так! Стоит только добраться на эту чёртову дорогу!