В ответ на это он что-то раздраженно ворчал, но нельзя было толком разобрать ни слова. В общем Алма разобрала, что к Юсси не доставляет никакого удовольствия истязать себя, но для того, чтобы поставить и наладить торппу нужно лишь одно — работать.
И все же, вопреки своему утверждению, Юсси находил какое-то необъяснимое удовольствие в том, чтобы мучить себя. Работая с утра до вечера, ритмично повторяя одни и те же движения, он испытывал усталость, которая таинственным образом заставляла его еще сильнее втягиваться в работу.
Если он иногда и садился отдохнуть, то от нетерпения не мог отдыхать по-настоящему. Его подмывало снова взяться за лопату. А то, что Алма видела его муки, было ему приятно, и ворчал он только для того, чтобы скрыть это чувство.
Как бы то ни было, еще до первого снега канава пересекла болото, и черные торфяные гребни по обеим сторонам ее свидетельствовали о том, что чья-то лопата здесь хорошо поработала. Зима принесла Юсси облегчение. Каждый день до темноты он вырубал на болоте деревья. Это было сравнительно нетрудно, да к тому же дни все укорачивались. Юсси купил старый верстак и кое-какой столярный инструмент, чтобы работать по вечерам. Прежде всего он соорудил сани, а затем принялся мастерить телегу. Купил даже керосиновую лампу, с нею работалось лучше. Но регулирующее колесико горелки не знало покоя. Если в эту минуту сильного света не требовалось, то фитиль тотчас привертывали. Когда же Алма забывала сделать это, Юсси поднимался и сам убавлял огонек с таким решительным и свирепым взглядом, что слова были излишни.
Миновала зима, и пришла весна. Снова Юсси обтесывал бревна, на сей раз уже для хозяйственных построек. За лето вырос длинный сруб: хлев, конюшня, тележный сарай и сеновал — все под одной крышей. Крыли теперь уже сами, не скликая народ, но Отто и тут пришел помогать. Конюшню пока не стали доделывать внутри, так как одна лошадь могла поместиться и в хлеву, вместе с овцами и с телкой.
Покупка лошади стала неотложным делом, потому что из пастората коня больше не дадут. Отто знал, где продается подходящая кобыла, но в этом деле Юсси ему не доверял. Сам-то Отто не мог похвалиться своими лошадьми. Лошади Кививуори всегда были маленькие и тихие, как мыши, — отец Отто покупал таких нарочно, потому что они меньше ели. Но при Отто лошадки стали еще смирнее— оттого что их не всегда как следует кормили. А чего стоила их жалкая сбруя и бричка Отто, знаменитая на весь приход!
К тому же Юсси настораживало, что продавал кобылу Вихтори Кивиоя, торппарь из Мэки-Пентти, плохой торппарь, который не о земле думал, а все больше занимался барышничеством да ездил по ярмаркам.
— У такого пройдохи покупать опасно, — сказал Юсси.
— Да ты ведь не его покупаешь, а коня. Пойдем, может, он и дешево отдаст. Узнай сперва хоть цену.
И в самом деле, отчего же не пойти да не посмотреть? Пошли вдвоем, хотя Юсси подумал, что Отто небезопасный посредник: вдруг он заранее уговорился с продавцом? С ним надо держать ухо востро.
Но Отто с продавцом не сговаривался. А с Юсси он пошел по самой простой причине: при покупке коня всегда завязываются интересные разговоры, да и вообще приятно сходить к кому-нибудь, оторвавшись на вечер от пилы и топора.
Вихтори был еще молодой человек, острослов и зубоскал. Он говорил без умолку, в коротких паузах обсасывая усы, и речь свою пересыпал ругательствами, часто без всякого смысла..
— Хорошему коню, сатана его побери, никакие похвалы не нужны. Смотри на эту ногу. Ни малейшего изъяна. А норов тысяча, чертей ему в бок, ну просто как человеческий характер! Если ты в лошадиных зубах кое-что смыслишь, так вот погляди-ка: этими зубами можно гвозди перекусывать!
Юсси не слушал болтовню Вихтори, а смотрел на лошадь. Это была рыжая кобыла среднего роста и весьма заурядного вида. И брюхо у нее вздуто, и копыта расплющены так, что издали напоминают стоптанные башмаки. Но никаких особых изъянов у нее как будто не было, да судя по пробежке, она была вполне здоровой. Легко было заметить, что нрав у нее самый смирный, хотя Вихтори все дергал и понукал ее, стараясь, чтобы она выглядела резвой. Но Юсси требовалась ведь рабочая лошадь, а не скаковой конь, который только и умеет, что головой мотать да грызть удила. Вихтори допустил ошибку, выхваляя лошадь так, будто продавал ее ярмарочному перекупщику. Юсси кобыла приглянулась.
— Сколько же ты хочешь взять за нее?
Вихтори пососал свои усы, задумался на миг и небрежно проронил:
— Двести тридцать. Отсчитывай деньги, да и забирай.
Тут Отто вдруг оглушительно захохотал. Он хохотал так, точно в жизни не слыхал ничего смешнее. Наконец, посмеиваясь и вновь обретя дар речи, он с трудом произнес: