Тайком от деревенских они поехали в Тампере за обручальными кольцами. Это произошло ранней весной, после того как бревна для постройки стариковской избушки уже вывезли из лесу по последнему санному пути. Поездкой руководила Элина, так как она уже бывала в Тампере с матерью. Аксели впервые в жизни ехал в поезде, но старался держаться как ни в чем не бывало.
В городе оба они почувствовали себя беспомощными и с трудом нашли ювелира, у которого все жители их прихода покупали обручальные кольца. Смущенно отвечали они на поздравления ювелира. Аксели показалось, что приказчики посмеиваются над их деревенским видом, и он, решительно вскинув голову, строго на них поглядел. Они невольно опустили глаза, не выдержав его гневного взгляда.
— Гагары толстобрюхие... Попадись мне такой в другом месте, я бы пощупал его гортань, чтобы послушать, как он поет.
Это Аксели сказал Элине уже на улице, чтобы она не подумала, будто он собирается спокойно терпеть их насмешки. Но ей было все равно— она даже ничего не заметила.
Сделали и другие покупки. И первая ссора в жизни молодой четы, как и в жизни многих, произошла из-за бутылки водки.
— Этого ты к нам не принесешь. Мама рассердится.
— Но это ведь за тебя, по уговору.
— Ты же понимаешь, что папа просто пошутил. Не покупай.
— Без бутылки я прийти не могу.
Элина смирилась, и через несколько кварталов стычка была уже забыта. Они купили колбасы, хлеба и украдкой поели в каком-то укромном углу.
На обратном пути они забились в самый конец вагона. Еще на вокзале они шептались:
— Наденем кольца?
— По-моему — отчего же... Раз я сказал — мое слово верное. Можешь не опасаться.
Кольца были массивные, весом по нескольку граммов каждое. А главное — на них была четкая надпись: 18 каратов. Хоть это и не жульническая лавочка, но здесь тоже умеют глупцам очки втирать.
Чувство неуверенности в себе постепенно рассеивалось, по мере того как поезд уносил их все дальше от города. Поку ждал их на станции, во дворе избушки, хозяева которой обещали присмотреть за ним в течение дня, дать сена и воды. Подъезжая к Пентинкулма, они вновь ощутили себя центром вселенной.
Когда на столе появилась водка, Анна и нескольких словах излила все, что наболело у нее на сердце. Она все еще не примирилась с тем, что Аксели будет ее зятем.
Перед сном она снова попрекнула Элину:
— Смотри, чтобы эти бутылочки не стали появляться часто.
— Он ведь отцу привез.
— Та-ак... Но я не понимаю, какая разница, в то ли, и другое ли горло заливать. Все равно это грех!
— Не слишком уж много они в горло заливали.
Анна замолчала, увидев в глазах дочери что-то темное, почти враждебное. Она поняла, что дочь потеряна. Невозвратимо.
IV
Свадьбу отложили до будущего лета. К тому имелось много причин. Прежде всего Анна настаивала:
— Нельзя же тебе там на голых досках спать.
Замужество Элины застало Анну врасплох. Приданое не было готово. Не запасли ни постельного белья, ни многих других необходимых вещей. Да и у Аксели дела обстояли ничуть не лучше. Он был без гроша. Отец с матерью перевезут мебель и хозяйственную утварь в новую избу, где будут жить с младшими сыновьями. А в старом доме все придется заводить с самого начала. Алма настояла, чтобы Юсси дал сыну сто марок на первое обзаведение. Аксели взял деньги с большой неохотой. При разделе движимости отец держал сторону младших сыновей. Он потребовал оценки всего имущества до полной стоимости. Поступал он так не из жадности, а ради того, чтобы обеспечить и младших сыновей. Аксели все, конечно, понимал, но ему пришлось взвалить на свои плечи огромный долг, еще не начав хозяйничать в торппе. Правда, братья обещали, что с деньгами подождут, пока Аксели сам не сочтет возможным отдать их.
Постройка стариковской избушки обошлась Юсси недешево — вот почему он не стал помогать сыну. Ему даже бревна пришлось покупать, так как пастор отказался записать избушку за пасторатом. Таким образом, избушка доставалась Юсси в собственность, и на нее был составлен особый договор. Она не подлежала сносу до конца жизни Юсси и Алмы независимо от арендного договора на торппу. Следовательно, старикам не придется съезжать, даже если арендный договор с Аксели будет расторгнут.
За передачу ему торппы Аксели должен был также взять на себя одного всю заботу о родителях. Назначенное старикам содержание («прокорм») было невелико, но и оно было ощутимым бременем.
Когда речь зашла о письменном соглашении, Аксели сказал немного неловко:
— Давайте пишите, если моего слова недостаточно.