— Не лей так шибко!.. Молоко ведь тоже покупное!
В глазах Алмы появилось выражение робкой покорности.
— Я же чуточку... А так хоть и вовсе не лить.
— Вовсе, вовсе... Вот деньги уйдут—и все покупочки поневоле кончатся.
Алма ничего не ответила, она молча смотрела на огонь. И Юсси вышел из избы. Но Алма недолго предавалась унынию. Ее кроткая, спокойная натура скоро взяла свое, и, вернувшись, Юсси увидел, что Алма как ни в чем не бывало накрывает на стол. Ни в словах, ни в голосе ее не осталось и следа обиды и недовольства. А Юсси ел через силу, молча уставясь в свою миску. Его немножко мучила совесть. Именно потому, что Алма была такой кроткой.
Впрочем, стычки случались у них не часто, и это было заслугой Алмы. Она всегда замолкала, вместо того чтобы возражать. И Юсси обычно сразу уходил куда-нибудь. В их жизни было так много важного и радостного, что мелкой досаде не оставалось места. Так случилось и теперь.
Настало время сеять рожь. Это была первая рожь Кос-кела! Предстояло засеять около гектара. И Юсси видел в этом начало своего хозяйства.
Картошка и немного ячменя, посеянные в прошлом году, были не в счет. Картошка растет возле любой хибарки. Другое дело — рожь!
Пробст предложил семян на первый посев, но Юсси уклонился от этого благодеяния. Пасторатскую рожь Юсси сеять не будет. Рожь пробста Валлена недостаточно хороша для посева Коскела. Рожь Теурю — вот то, что надо! Эти хозяева Теурю—будь они хоть такие-разэтакие — понимают толк во ржи!
И когда Юсси вышел сеять, у него в лукошке была сортовая рожь Теурю». Захватил он и топор с собою. Долго колебался — брать или не брать, но все же взял. На конце поля он внимательно огляделся по сторонам и убедился, что за ним никто не подсматривает. Тогда смущенно, как будто стесняясь самого себя, он взял топор и крепко ударил обухом об землю. «Конечно, ничего в этом нет... но раз уж так исстари повелось...»
Он усмехнулся, словно соглашаясь с теми, кто смеется над старинной магией, но все же не мог не исполнить древнего обряда. Пускай, мол. Уж лучше сделать все по обычаю.
Затем он снял шапку, стал на колени и, сложив руки, пробормотал нечто вроде молитвы. Молился он без настоящей веры, но с большой почтительностью, потому что надежда на урожай — дело не шуточное и, во всяком случае, следует себя обезопасить и с этой стороны.
Вот межевые столбики установлены, и в землю полетели первые зерна. Красиво и ровно рассыпались семена, и лишь напряженно изогнутые губы сеятеля показывали, к какой серьезной старательностью он выполняет свою работу.
Потом Юсси осмотрел засеянное поле. Он сделал все, что было в его силах. Теперь дело за богом!
Летом пробст стал все чаще наведываться к Юсси. Он заинтересовался трудами своего торппаря. В его застойную, тихо мелеющую жизнь как будто вошла свежая струя. Привычный, издавна установленный порядок дел в пасторате его уже ничуть не занимал. В конце пути старик-священник видел перед собою пустоту. Казалось, больше не для чего было стараться. Даже свои церковные обязанности он почти целиком переложил на помощника. Лишь по праздникам старик еще читал проповеди — скучные, до смешного однообразные проповеди, над которыми прихожане потихоньку посмеивались. И все же его любили, любили именно за эту его глубокую, добродушную лень, за то, что он не дергал людей, не вмешивался в их дела.
Дети пробста давно уже выросли, вышли в люди. Больше им от отца ничего не нужно. Один сын — пастор, другой— судья, третий — инженер, строит железные дороги, разбегающиеся во все стороны, все дальше и дальше. Дочь замужем за важным чиновником, живет в Хельсинки. Все они поднялись гораздо выше своего родителя, который хоть и принадлежал к старинному роду высокообразованного духовенства, но за долгие годы жизни в глухом приходе совсем опростился, чему в значительной мере способствовала его природная лень.
Да, если бы не его сан, то, пожалуй, даже в глазах этого Юсси он был бы всего лишь опустившимся дряхлым стариком, которого мучит одышка.
Но все же приятно было сидеть на пригорке и видеть, как все кругом прямо на глазах меняется, устраивается. Каждый день появлялось что-нибудь новое. Да, так-то... Так-то вот и украшается наша родина... Да...
И теперь на все свои вопросы и просьбы Юсси получал один ответ:
— Хорошо, хорошо, Йоханнес!.. Действуй. Делай, как лучше... Трудись...
И Йоханнес трудился. Он уже привык не обращать внимания на сидящего поблизости пробста. Отвечал на вопросы, не бросая работы, так что присутствие пробста его уже не стесняло и не мешало ему. С жадностью поглядывал Юсси на дальний край болота. Что же, раз дано разрешение, так уж от края и до края...