Гам, однако, еще ничего не произошло. Алма сидела на скамье как ни в чем не бывало.
— Неужто боль прошла?
— Так ведь она не кряду... Разведи огонь да поставь котел с водой.
Юсси принялся хлопотать. Огонь не разгорался. Что это с печью? Алма сказала усталым голосом:
— Уходи-ка... я сама.
Юсси хотел было помочь ей, но все валилось у него из рук. Он то и дело спрашивал, как она себя чувствует, так что Алма даже рассердилась. Схватки все учащались и усиливались. Юсси вышел во двор, к риге, откуда видно было дорогу.
— Где же эта тетка?..
Когда он вышел поглядеть в третий раз, то наконец увидел Прийту, которая шла неторопливо, заложив руки под передник.
— Идите поскорей… Пожалуйста, поскорей.., ей уже пора...
Прийта не слушала его.
— Однако сколько ты тут понастроил! Я заходила к тебе года два назад, а с тех пор и не была. И рига совсем новая.
— Да пойдемте же... Ее сильнее схватывает…
— И болото вон как перекопал. Ты точно крот.
Невозмутимое спокойствие Прийты отчасти передалось и Юсси, но все же он подумал: выбрала время говорить о таких вещах!
Прийта вошла в дом.
— Ого!.. И в избе-то как просторно! Ничего не скажешь. Ну что же, и ты дождалась своего?
Алма попыталась улыбнуться, но лицо ее исказилось от боли. Прийта села на скамью и огляделась.
— Я вижу, твой бирюк тут немало потрудился. Вот уж не поверила бы, что этот лохматый дьявол умеет делать и ребят. А оказывается— сумел!
Юсси ухмыльнулся: что можно было ответить на такие слова? Прийта всегда и всем говорила что ей вздумается, и никто на нее не обижался: ведь она была в общем-то добрая женщина.
А сейчас и подавно Юсси был готов выслушать от нее все что угодно. С ее приходом он успокоился, перестал чувствовать себя беспомощным.
Когда боль отпускала, Алма заговаривала с Прийтой, которая приготовляла все необходимое.
— А где у вас ножницы? —спросила повитуха,
Алма растерянно взглянула на Юсси.
— У нас нет настоящих ножниц... — пробормотал он. — Если нужно что отрезать, так берем овечьи, стригальные.
— Гм... Ну принеси хоть их.
Юсси принес ржавые ножницы для стрижки овец, и когда Прийта заскрипела ими, пробуя, как они действуют, у него побежали мурашки по телу. Он проговорил с досадой:
— Конечно, оно того... не успели обзавестись... Так много всего нужно...
Алма опустила глаза. Ей было стыдно, что в доме нет ножниц.
— Так. Ну, матушка, ложись-ка в постель. А ты, милок, ступай во двор, да не отходи далеко: может, я кликну, если что понадобится.
Юсси долго кружил по двору. Убрав навоз из конюшни и хлева, перевернул сани, хоть это было не к спеху, и переделал еще много ненужных дел. Из избы не доносилось ни звука, потому что Алма считала для себя вопросом чести родить, не крикнув. Когда Прийта наконец вышла на крыльцо, в ее грубом голосе послышалось спокойное удовлетворение.
— Ну, входи, что ли.
Алма лежала в постели обессиленная. На смущенный вопрос Юсси:
— Кто?..
Она слабым голосом ответила:
— Мальч...
Ответ прозвучал чуть слышно, а конец слова и вовсе пропал. Младенец лежал рядом с матерью, завернутый в тряпицу. Глаза его были зажмурены, и он не подавал признаков жизни.
— Здорово ли оно? — спросил Юсси у Прийты.
— Да, крепкий бутуз. Но у тебя даже безмена нет. В мальчике наверняка фунтов десять. Ручищи как у лесоруба.
Юсси засмеялся — не столько от слов Прийты, сколько от радостного облегчения. У него словно камень с души свалился. Прийта велела ему оставить Алму в покое и помочь по хозяйству.
— Мне сейчас надо, наверно, подоить коров?
— Да, пожалуйста, Прийта. Хоть я и сам мог бы с этим справиться...
Зятем Прийта начала стряпать и выговаривала Юсси за то, что мало продуктов.
— Роженица должна сил набираться.
Юсси стал извиняться:
— Вот... случайно и кофе-то у нас нет...
— Случайно! Да откуда ж ему взяться случайно? Чертов ты скряга — жалеешь фунтик кофе купить для бедной девочки! Работает она у тебя, как лошадь, и ни капли кофе не видит, несчастная.
— Того... Ежели я завтра купил бы... так, может, и вы зайдете выпить кофейку?
— У меня кофе всегда есть. Я без кофе дня не живу. Но я накажу Канкаанпээ, чтобы он вам принес — он в лавку собирался. Давай-ка деньги.
Поев, Алма немного ожила и вмешалась в их беседу, Пасхальный день догорал, и закатное солнышко вызолотило избу. Снег на дворе, прихваченный вечерним морозцем, уже стал покрываться корочкой наста. Но сосульки на стрехе еще роняли радужные капли. Ослепительно ясное синее небо пело о весне.