Барон, издали заметив, что Юсси собирается заговорить с ним, рассердился; он не желал никого выслушивать— он думал. И когда Юсси, сняв шапку и кланяясь, начал излагать свое дело, барон взглянул на него строгими, округлившимися глазами.
— Слышал я, значит... того... Избу Ваккери будут сносить... Так ежели для поместья эти кирпичи не нужны, то я бы купил...
Барон плохо говорил по-фински. С тех пор как обострился языковый конфликт[7], он стал говорить еще хуже, а если бывал чем-нибудь раздражен, то и вовсе переставал понимать финнов. Юсси остановил его, видно, в неподходящую минуту. Вместо ответа он услышал вопрос:
— Ти ломай Ваккер изба?
— Нет, я насчет кирпича... Ежели бы дали мне разобрать его печь на кирпичи...
— Ти ломай Ваккер кирпичи?
— Нет, я бы купил. Ведь печь-то все равно будут ломать.
Наконец барон уразумел суть дела. Он пристально поглядел на Юсси, затем, снова устремив взгляд на дорогу, сказал:
— Ти получай кирпичи. Ти четире день убирай рожь.
И барон пошел дальше, не оглядываясь и нимало не интересуясь, доволен ли Юсси его условиями. Впрочем, цена не показалась Юсси слишком высокой, и хотя обхождение барона было несколько обидным, все же он был доволен результатом беседы.
Значит, кирпич у него будет. И скотинка на обзаведение получена, как и обещал Болотный Царь Кюля-Пентти. Это был прекрасный, великодушный подарок — тем он дороже. Только вот форменный договор об аренде все еще не написан... На тревожные вопросы Юсси пробст всякий раз отвечал, что сначала он придет на болото, посмотрит... И вот, когда уже совсем потеплело, пробст наконец явился. Старик шел медленно, лениво, боясь одышки. Еще издали он увидел, какую домину строит Юсси, и был поражен, так как в его представлении торппа должна была быть куда скромнее. Он рассердился. Ему захотелось тут же положить предел столь дерзким устремлениям. Он видел в таком размахе работ непозволительную роскошь.
— Ну-ну, Йоханнес!
Пробст, охая, присел на бревно и осмотрелся.
— У тебя, я вижу, горделивые замыслы. Ты собираешься выстроить себе целый хутор?
— Да нет, куда мне... Но раз уж этот ельник оказался того... Такие уж высокие деревья... не укорачивать же...
— Сколько же ты намерен осушить и поднять земли?.
— Я так думал... ежели по сторонам этой канавы, — до болота, ну а там и болото...
— Все? Целиком?
-— Да... Если хватит веку и силы…
— А не многовато ли будет?
— Да что ж... Болото ведь не так уж велико... Опять же и сенокос нужен, ежели какую-никакую скотину держать... Хозяин Кюля-Пентти дал вот мне телку да пару ягнят... как бы того, на обзаведение.
Пробст легонько кашлянул. Собственно, согласно доброму обычаю, это он должен был сделать такой подарок — ведь Юсси с малых лет работал у него в пасторате.
— Он их тебе подарил? С какой же стати?
Юсси отвел глаза.
— Ну... не знаю... Оно, конечно, Алма у него пробатрачила год... А может, это он оттого… что сам-то много земли поднял... Испытал, значит.
Пробст опять кашлянул.
— Ну хорошо. Согласен. Расчищай, сколько сил твоих хватит. Можешь забирать болото до самых краев его.
А вот по берегам ручья больше не раскорчевывай — там начинается крепкий строевой лес, это церковное имущество, и я даже права не имею разрешать, чтобы такой лес истреблялся.
— Дальше не трону... А остальное, стало быть, вы мне отдаете?
— Многовато, конечно... Тут будет земли, как у небольшого хутора. Мог бы ты и поскромнее...
Юсси опять услышал покашливание пробста и проговорил тихим, вязким голосом:
— Оно точно... Но ежели и скотина... Овцы там, короны... Раз уж я получил для начала... Как бы в подспорье...
В душе пробста шевельнулось мелковатое, зудящее раздражение. Он бы не разрешил Юсси брать столько земли. Проcто в силу самой примитивной человеческой зависти и жадности: как бы другому не досталось слишком много. Но уже в следующий миг пробст поборол в себе это чувство. И решающую роль сыграл тут подарок Болотного Царя. Старик понимал, что неприлично ему оставаться в стороне, когда чужие люди оказывают помощь его торппарю. Он проглотил досаду и, сделав первый шаг, стал необычайно добрым. Отработку Юсси должен начать только с осени будущего года. Причем в первый год ему придется работать на пасторат всего лишь один день в неделю без коня; на следующий год побольше: один день с конем и день без коня; а уж дальше два дня с конем и день без коня — всего три дня в неделю. Большего с него не потребуют — по крайней мере до тех пор, пока пробст остается хозяином пастората. Договор будет оформлен письменно и останется в силе до самой смерти пробста. У пробста вырвался глубокий вздох: старика мучила астма, и с некоторых пор мысль о смерти посещала его все чаще.
7
Борьба зa равноправие финского языка. Прежде официальным языком Финляндии был шведский. На нем велось преподавание, газеты и т. д. Финский язык как второй государственный был узаконен только в 1863 году. Однако фактического равноправия еще не было. Борьба за равноправие финского языка, возглавляемая движением «Национальное пробуждение» особенно обострилась в 80-х годах прошлого столетия.