Друзья потупили взоры, и Виктор ответил, не смотря на дядю Васю:
— Нет больше Андреевны. И о псе своем забудьте. И народа… тоже мало осталось.
Осмысливал сказанное дядя Вася недолго. Бочком — бочком, сгорбившись и пошаркивая ногой, он пробрался к своей посудине, тяжело перевалился через борт.
— Та — а-ак, — протянул он, усаживаясь на лодочную скамью и нашаривая левой рукой что‑то под ногами. — Рассказывайте.
— Здесь нельзя, — отказался Юрик. — Слишком опасно. Нужно уходить отсюда.
— Да что стряслось — от? — негодование дяди Васи было каким‑то наигранным, неестественным, как игра уставшего актера ТЮЗа.
— На тот берег перевезите нас, все расскажем, — посулил Рогозин.
— Я вас повезу, а вы меня — того? Откуда мне знать, ребяты, что это не вы всех тута порешили? — в руках дяди Васи появился… натуральный автомат Калашникова и сразу щелкнул предохранитель.
Не «Сайга», не «Вепрь» или «Вулкан», а нормальный коротыш АКМСУ, простой и узнаваемый, но очень неожиданный в руках, казалось, совсем безобидного человека.
— Ого, — присвистнул Юрик, видимо, подумавший что‑то похожее. — Дядь Вась, а ты непрост, ага?
— А эт не твоего ума дело, паря, — ответил дядя Вася, недобро улыбнувшись. — Рассказывайте, поганцы, чего натворили?
Теперь дядя Вася совсем не походил на того расслабленного бомжа — сибарита, искателя легких заработков и дармовой водки, каким его знали прежде. В этот миг больше всего он напоминал сурового следователя из старых советских фильмов — не как полуприблатненный капитан Жеглов, а, скорее, как постаревшие «неуловимые мстители»: готовый и с поезда прыгнуть и на руках по карнизу Эйфелевой башни пройти, если для дела нужно. Его прищуренный глаз, смотревший на Рогозина и Юрика сквозь рамку прицела, враз лишился привычной мутной поволоки, руки держали оружие твердо, и все тело приняло какую‑то незнакомую боевую стойку.
— «Наверное, для стрельбы с качающейся поверхности?» — успел подумать Виктор.
Он не был большим специалистом в стрельбе, вернее сказать — вообще никогда не был стрелком, но больно уж недвусмысленно раскорячился в своем корыте преобразившийся дядя Вася.
Не сказать, чтобы Рогозин испугался — события последних дней напрочь выбили из него способность полноценно бояться и чему‑то удивляться, но все же мгновенное превращение старого алкоголика в опасного противника как‑то смутило его.
Стрелять в дядю Васю совершенно не хотелось.
Юрик тоже опустил свое ружье вниз, поставив приклад к ноге и положив руку на дульный срез.
— Ты, старый, не торопись выводы делать, — попросил якут. — История длинная. Очень.
— У меня минуты есть, — кивнул дядя Вася. — Ружья — в лодку, а сами — на тот берег, полялякаем.
Рогозину совсем не хотелось сдавать свой карамультук, но он понимал, что старик сумеет настоять на своем и поэтому под комментарий дяди Васи:
— А ружьишко‑то Гочино? И его завалили, поганцы? Быстро в воду!
Рогозин, тяжело вздохнув, полез в реку, следом за ним направился Юрик и вскоре они были уже на другом берегу со связанными руками — сами связали друг другу под настойчивые просьбы взбесившегося дедка.
Еще полтора часа ушло на длинный сбивчивый рассказ, в который, по мнению Рогозина, поверить мог разве что пациент с Пряжки, да и то не каждый. Улу Тойон, шаман Савельев, вечномолодой Железноногий и томские браконьеры в этой истории хитромудро перемешались со сталинскими лагерями, подземными лабораториями, мучительными смертями членов экспедиции, древними алтарями, Концом Света и всеобщим помешательством — так, что к концу повествования и сам Рогозин уже почти не верил, что все это произошло с ним всего за несколько последних дней.
Но дядя Вася и здесь повел себя необычно. Он повесил свой автомат на грудь, ножом перерезал веревки на руках своих пленников, бросил каждому его ствол и попросил:
— Подсобите‑ка, ребятки! — Он стоял в лодке, что‑то выкапывая из‑под завала рухляди.
Под несколькими дохлыми зайцами и тряпьем на самом дне обнаружился хороший металлический ящик, окрашенный матовой краской болотного цвета. Выглядел ящик тяжелым даже на вид.
Весу в нем, по ощущениям Рогозина, принявшего ящик на берегу, было килограммов двенадцать, может быть, чуть больше, а когда он открылся, оказалось, что в нем нашлось место для еще одного «коротыша» АКМСУ, нескольких набитых патронами магазинов, двум пистолетам и спутниковому телефону Inmarsat M — в виде кейса — дипломата.
Телефон тотчас развернули, но звонить боевой дед никуда не стал.