Клейн: Привет, Ройс.
Пейсли: Ты не сможешь называть меня Ройс в присутствии моей семьи, так что, возможно, тебе стоит начать избавляться от этой привычки уже сейчас.
Клейн: Я решаю, когда избавляться от привычки. Ройс остается.
Я щелкаю по экрану телефона средним пальцем.
Пейсли: Упрямая задница.
Клейн: Могу я заехать за тобой в шесть?
Пейсли: Я сама могу вести машину.
Клейн: Ты способна на многое. Но это не значит, что другие люди не могут сделать что-то для тебя.
Клейн: Моя мама живет на другом конце города. Так что я снова спрашиваю: могу я заехать за тобой в шесть?
Я ненадолго задумываюсь о том, чтобы поупрямиться и настоять на том, чтобы поехать самостоятельно. Это сохранит некоторую дистанцию между нами. Но потом я отправляю сообщение, в котором говорю «да», потому что не против, чтобы меня отвезли. Мы живем в городе водителей, общественного транспорта нет, за исключением скоростного трамвая, проходящего через центр Феникса, а я, как оказалось, ненавижу водить машину.
Клейн: Адрес, пожалуйста?
Я отправляю ему свой адрес и говорю, что буду готова в шесть.
Палома входит в мой кабинет и плюхается в кресло напротив моего стола.
— Я ненавижу этого мужчину, — вопит она, и в ее тоне слышится яд.
— Какого мужчину?
Она показывает выпрямленным пальцем направо.
— Парня, который владеет архитектурным бюро по соседству.
Я подавляю улыбку. Не стоит проявлять веселье в любой форме, пока Палома злится.
— Что Дэниел сделал на этот раз?
— Что он не сделал? — закипает она. — Этот человек действует мне на нервы. Целыми днями он стоит перед своей контрой, прямо рядом с моим офисом, и болтает по телефону. Как будто он боится собственного стола, — ее руки взлетают в воздух от возмущения. — Я хочу налить кипяток ему в ухо.
— Это его убьет.
— Именно.
— Убийство — это преступление, которое карается законом.
— Ах, но в этом-то и прелесть этого метода, — она изображает, как льет воду, а затем проводит одной ладонью по другой. — Он не оставляет следов.
Я изучаю ее.
— Ты ужасна.
Она чуть ухмыляется и пожимает плечами.
— Спасибо, — она резко встает. — Вот и все. Я закончила жаловаться. А что насчет тебя? Тебе есть на что пожаловаться?
— Кроме того, что сегодня вечером я встречусь с мамой Клейна?
— Ты встречаешься с мамой своего друга, не то чтобы ты могла его так называть. Большое дело.
Мне не нравится, как она выделяет слово «друг».
— Точно, — киваю я, пожимая одним плечом. — Большое дело.
Палома бросает на меня знающий взгляд, и меня не очень радует, как сильно она, похоже, наслаждается моим дискомфортом.
— Передай от меня привет своему супер-писателю-квотербеку.
— Он тебя боится, я думаю. По крайней мере, немного.
Она останавливается в дверях моего кабинета.
— Хорошо, — она повторяет движение, как будто выливает воду. — Так и должно быть.
Существует ли дресс-код для встречи с матерью вашего фальшивого парня?
Более того, есть ли руководство по тому, как должна вести себя фальшивая девушка?
Клейн будет у меня дома через пятнадцать минут. Я уже седьмой раз меняю наряд. Брюки с широкими штанинами и топ — это слишком «коктейль после ужина». Сарафан с цветочным узором и оборками — слишком «прогулка по пляжу в сумерках». Не стоит даже говорить о сливовых джоггерах. Они продержались всего три секунды, прежде чем я сорвала их со своих ног.
— Аргх, — ворчу я, размахивая кулаком над небольшой кучей одежды на кровати. Обычно я не отличаюсь нерешительностью, когда дело доходит до выбора наряда, но сегодня, похоже, у меня возникли проблемы.
Я стою в одних трусах и лифчике, когда раздается стук в дверь.
— Черт побери, — бормочу я.
Клейн пришел на четыре минуты раньше.
Забежав в гардеробную, я хватаю ближайшую вещь на вешалке и натягиваю ее через голову.
Я останавливаюсь у входной двери, втягивая в легкие больше воздуха.
— Все хорошо, — настраиваюсь я. — Ты в порядке.
И я в порядке. Я шлепни-себя-по-заднице фантастически. Что бы это ни значило.
Я с трудом открываю дверь, и там Клейн. Все шесть футов его, прислонившегося к стене рядом с моими горшками с ярко-розовыми цветами гибискуса. Он протискивается вперед только благодаря силе своей верхней части тела.
Он настолько красив, что это причиняет настоящую физическую боль. В груди все сжимается.
Клейн делает шаг в пространство, образованное открытой дверью, хватается за верхнюю часть дверного косяка и наклоняется вперед.
— Ты разговаривала сама с собой?
Мои слова застревают в горле. Это должно быть незаконно, чтобы мужчина так держался за дверную раму и наклонялся вперед. Он должен знать, что делает, судя по тому, как вздымаются и напрягаются его бицепсы, как увеличивается грудь и становится еще шире.
Он знает, верно?
Он знает. Он должен. И если он не знает, я не буду той, кто просветит его.
Скрестив руки, я игнорирую его вопрос и говорю:
— Ты на четыре минуты раньше. Я действительно могла бы использовать эти лишние четыре минуты, чтобы решить, что надеть.
Его взгляд опускается на мои босые ноги и поднимается выше и выше по всему телу, пока не встречается с моими глазами.
— Ты прекрасно выглядишь, — бормочет он.
— Можно звучать не так восторженно.
— Ты хочешь, чтобы я звучал восторженно?
Я бросаю на него укоризненный взгляд. Он ухмыляется.
— Я так и думал. Ты готова?
— Дай мне захватить свои туфли, и я буду готова. Если ты не хочешь, чтобы я пришла без обуви.
— Ты можешь прийти в чем хочешь. Моей маме будет все равно.
— Ну, тогда я переоденусь в один из тех огромных мусорных мешков, которые используются для обрезков деревьев. Так гораздо удобнее.
— Мило, — парирует Клейн.
Я рычу, вскидываю руки и кручусь на месте. Стоит ли мне беспокоиться о том, что этот человек сводит меня с ума? Возможно. Но если учесть, что у меня мало мужчин, рвущихся предложить присоединиться к недельному притворству, придется смириться с Клейном.
Оставив его в открытом дверном проеме, я направляюсь в свою комнату. Я беру пару босоножек на каблуках и обуваюсь, затем перекидываю сумочку через плечо. Когда выхожу обратно, Клейн стоит в гостиной и смотрит на семейную фотографию, которую я храню на полке. Он показывает на моего младшего брата.
— Его зовут Скутер?
Мои губы кривятся.
— Нет. А что?
Клейн пожимает плечами.
— Он похож на Скутера.
— Как человек может быть похож на Скутера? — ворчу я, присоединяясь к Клейну, чтобы рассмотреть фотографию.
Я видела ее сотни раз, но, возможно, я что-то упустила. На снимке я, мои брат и сестра пытаемся испечь яблочный пирог на маминой кухне в День благодарения[xxxiii] три года назад. Это был мой первый праздник после того, как Шейн расстался со мной. На моем брате поло от Burberry с отутюженными шортами. Ладно, да, он может быть Скутером.
— Его зовут Спенсер, — говорю я Клейну.