— Я был близко, — отвечает он.
— Когда он был ребенком, мы называли его Спенсер Ужасающий, потому что он был маленьким негодником, — я указываю на ухмылку на лице моего брата, на озорной блеск в его глазах. — Ему семнадцать. Он понятия не имеет, в какой колледж хочет поступать. Утверждает, что ему неинтересно высшее образование. Не умеет вести содержательные разговоры со взрослыми, — я тяжело вздыхаю. — У него что-то вроде синдрома Питера Пэна, а мою маму это, похоже, не волнует.
Она слишком занята своей лучшей жизнью после развода.
Клейн кивает.
— Отказ взрослеть.
— Он утверждает, что ждет подходящего момента.
Клейн смеется, и я подталкиваю его локтем.
— Видишь? Он тебе уже нравится. Иначе невозможно, даже если большая часть общения с ним состоит из того, что он бурчит большую часть своих ответов или дразнит людей.
— А твоя сестра?
— Ты с ней уже познакомился.
Клейн смотрит на меня сверху вниз. Он ужасно близко.
— Да, но что насчет нее? Мне показалось, что она не очень хорошая сестра. Это так?
Я тяжело вздыхаю.
— Она… эгоистична. Но, наверное, все мы такие, в той или иной степени.
— Некоторые больше, чем другие, — говорит он дружественным тоном.
— Но она неплохая сестра, — спешу оправдаться я. — Я сказала ей, что можно встречаться с бывшим.
Клейн ничего не отвечает. Его взгляд блуждает по моим глазам, скользит по щекам, задерживается на губах. В конце концов он возвращается к моим глазам. Его тщательный осмотр вызывает в глубине моего живота чувство, похожее на распутывание свернувшейся змеи.
— У меня что-то на лице? — я провожу подушечками пальцев под глазами, на случай если под ними скопилась тушь.
— Ты идеальна, — говорит Клейн.
В его глазах мелькает паника, когда он осознает, что сказал. Он отступает назад.
— Твой наряд, я имею в виду. Если уж на то пошло, он тебе очень идет.
Как бы я ни старалась, я не могу не засиять от его комплимента. Опустив взгляд, я провожу руками по мятно-зеленому вязаному платью-свитеру с короткими рукавами, которое я в итоге надела.
— Спасибо, — пробормотала я. — Ничего такого.
Клейн уже отвернулся, но я готова поклясться, что услышала шепот глубокого тембра его густого голоса:
— Это нечто.
ГЛАВА 12
Пейсли
Клейн водит последнюю модель «Тайота Фораннер». Большую часть пути до дома его мамы я провожу, узнавая о его маме и его детстве. Мы обсуждаем основные моменты, например, где он учился в средней школе (Чапарэл), и его детского питомца (по его словам, их было много, но самым любимым был корги по кличке Арахис).
— Моя мама будет в восторге от тебя, — предостерегает он, замедляя ход, когда подъезжает к дому и переключается в режим «Паркинга». — Она и так слишком сильно увлечена нашими фальшивыми отношениями.
Я резко поворачиваюсь.
— Она знает?
— Эм, да, — Клейн потирает подбородок. — Наверное, я забыл сказать тебе, что рассказал ей. Вообще-то, ей сказала моя сестра.
— А я весь день накручивала себя, думая о том, как мне познакомиться с мамой моего парня и какого уровня физического контакта это требует, — я издаю раздраженный вздох. — Похоже, все эти переживания были напрасны.
— Напрасны?
Я бросаю на него пустой взгляд. Я ни за что не стану описывать торнадо, которым стала моя комната после всех этих смен нарядов.
— Пожалуйста, не зацикливайся на том, как я использую это слово.
Одна сторона щеки Клейна слегка подрагивает, и я понимаю, что он очень хочет, чтобы я описала свои душевные терзания. Мои руки скрещиваются. Очень жаль.
— Я решил, что маме и сестре лучше знать правду, учитывая, что фиктивные отношения — это для твоего блага, а не для моего.
— Ты прав.
Он подталкивает меня локтем через центральную консоль.
— Ты все еще можешь проявлять ко мне привязанность. Я могу сказать, что ты умираешь от желания, а я никогда не откажу женщине в том, чего она так отчаянно хочет.
— Ха! — я посылаю ему свой лучший испепеляющий взгляд. Он не испепеляет — его глаза пляшут от смеха. — Прикасаемся только тогда, когда это необходимо, Мэдиган.
Он открывает дверь своей машины.
— Принято к сведению.
Я выхожу из машины и изучаю дом, залитый светом быстро заходящего солнца. Он уютный, с лепниной, со стеной бугенвиллии[xxxiv], цветущей на шпалерах. В центре двора растет лимонное дерево, ствол которого выкрашен в белый цвет.
Я жестом показываю на дерево, когда Клейн огибает машину и выходит на тротуар рядом со мной.
— Вы в детстве делали из лимонов с этого дерева лимонад?
— Я разрезал их пополам и посыпал сахаром внутри, а потом выдавливал прямо в рот.
Он улыбается воспоминаниям.
— Дикарь.
— Еще какой. На заднем дворе растут три апельсиновых дерева.
Он смотрит на мою шею, когда говорит это, и я поднимаю руку, застенчиво поглаживая ее. В животе возникает странное чувство, и на этот раз — еще и в груди.
— Готова? — спрашивает он.
— Давай сделаем это.
Клейн открывает ключом входную дверь и кричит, когда мы входим в фойе:
— Мам, мы здесь.
— Кухня, — окликается она.
Клейн ведет меня через небольшой дом, мимо гостиной с типичным диваном и журнальным столиком, а также камина со старомодным фасадом. Запах чеснока и лука усиливается по мере того, как мы идем, а затем мы попадаем на кухню. Шкафы выкрашены в самый красивый оттенок лазурного синего, с ручками цвета слоновой кости. Мать Клейна, стоя у плиты, помешивает что-то в большой кастрюле, а затем поворачивается.
Она лучезарно улыбается, и первое слово, которое приходит мне в голову, когда я вижу ее, — тепло. За ним следует слово «счастливая», когда она смотрит на своего сына, а затем на меня.
— Пейсли, как узор, — говорит она ярко, выходя вперед. Ее волосы темнее, чем у Клейна, ближе к каштановым.
Я смеюсь.
— Точно.
Я протягиваю ей руку и удивляюсь, когда она обнимает меня. Мои конечности тают, и я расслабляюсь в ее объятиях. Я глубоко люблю свою мать, но ее привязанность никогда не была такой демонстративной.
Мама Клейна отстраняется, ее глаза сверкают.
— Я Розмари.
— У Клейна ваши глаза, — говорю я, глядя в глубокий зеленый цвет, пронизанный янтарем.
Она подмигивает сыну.
— Это точно. Но я отказываюсь брать на себя ответственность за его сварливость.
— Ха, — смеюсь я.
Розмари жестом указывает на стол на четыре персоны в противоположном конце комнаты.
— Садись, — говорит она. — Клейн, налей своей фальшивой подружке бокал вина.
Ее откровенность застает меня врасплох, но дразнящая ухмылка на ее лице говорит о том, что она просто бойкая на язык. Благодарно кивнув, я принимаю бокал красного вина, который Клейн ставит передо мной.
— Розмари, я так понимаю, вы не против плана, который мы разработали?
— Я была потрясена, когда впервые услышала об этом, но потом сестра Клейна рассказала мне всю твою историю, и после этого, — Розмари пожимает плечами, — я бы сказала, что это честная сделка.
Она еще раз помешивает все, что находится в кастрюле на плите, затем наливает себе бокал вина и присоединяется ко мне за столом.