Чтобы начать путешествие с наилучшей стороны, я держу рот на замке.
Мы приземляемся и направляемся к выдаче багажа. Когда Пейсли видит свой багаж, она делает шаг вперед, чтобы взять его, но я оказываюсь быстрее.
Она настаивает:
— Я могу его взять.
Но я качаю головой.
— Может, я и твой фальшивый парень, но я настоящий джентльмен.
Это замечание должно было вызвать реакцию в ее игриво-дерзкой манере, но ей едва удается выдать дрожащую улыбку.
Чтобы дать понять, что я имею в виду то, что сказал, я несу ее тяжелую сумку через аэропорт. Ее платье подружки невесты, упакованное в чехол для одежды, перекинуто через ее плечо.
Мы перекусываем посредственными сэндвичами в маленьком ресторанчике в аэропорту Роли, и к тому времени, как мы забираем арендованную машину и направляемся в город, где мы сядем на паром, мои локаторы уже настроены.
— Пейсли, — начинаю я, наблюдая за тем, как ее пальцы барабанят по рулю.
Она смотрит на меня. В ее сине-зеленых глазах плещется беспокойство.
— Что у тебя в голове?
— Я начинаю нервничать, — признается она. — До этого момента все было в порядке, но теперь, — она отнимает одну руку от руля и проводит ею по лицу, — я думаю, не самый ли это глупый поступок в моей жизни.
— Привезти меня на свадьбу, ты имеешь в виду?
— Все это. А что, если это не сработает? Что, если все будут жалеть меня за то, что я подружка невесты на свадьбе моей младшей сестры с моим бывшим? Что, если все узнают, что ты на самом деле не мой парень, и я буду выглядеть еще большей неудачницей? — слезы наворачиваются на глаза, затрудняя ее речь. — А еще хуже: что если я теперь возненавижу остров? Раньше он был моим любимым местом в мире, но потом там случилось что-то плохое, и теперь я не знаю, люблю ли я его все еще.
Она качает головой, как будто смятение, которое она испытывает, можно вырвать из ее сознания.
— Я хочу его любить.
Ее плечи сотрясаются от рыданий, и все, чего я хочу, — это перетащить ее через консоль и заключить в свои объятия.
Я думаю, как убедить ее остановиться где-нибудь, когда рыдания сотрясают ее тело, и я говорю:
— Пейсли, остановись прямо сейчас.
— Я, — она икнула, — в порядке.
— Сейчас, Пейсли.
Чудом ей удается включить поворотник, чтобы перестроиться в правую полосу, а затем выехать на съезд. Остановившись на травянистой обочине, она переключается в режим «Паркинг».
— Мне очень жаль, — слезы душат ее голос.
— Ты едешь на свадьбу, от которой, наверное, стоило отказаться, и тебе предстоит неделя свадебных мероприятий, кульминацией которых станет то, что ты будешь стоять рядом с невестой во время церемонии. Честно говоря, я только удивлен, что ты не плакала из-за этого до сих пор.
Пейсли переводит взгляд на меня. Она выглядит очаровательно с залитыми слезами щеками, ее нос розовеет.
— Ты, наверное, думаешь, что я сошла с ума, раз согласилась на это.
Я наклоняю голову из стороны в сторону, делая вид, что размышляю.
— Немного.
Сквозь слезы ей удается неуверенно улыбнуться.
— Представь, что у тебя есть брат и он женится на твоей бывшей девушке. Что бы ты сказал?
— Мой гипотетический ответ тебе не поможет. Ситуация гораздо более тонкая, чем это. Банальности давно вылетели в окно. И дело не только в том, почему ты возвращаешься на остров, но и в том, что ты вообще туда возвращаешься, — я почесываю шею, собираясь с мыслями, чтобы не сказать что-нибудь обидное. — Твоя сестра выходит замуж за твоего бывшего не в шикарном бальном зале на курорте. Она выходит замуж за твоего бывшего в месте, которое хранит для тебя как хорошие, так и плохие воспоминания.
Пейсли всхлипывает.
— Лучшие и худшие, — она лезет в сумочку и достает оттуда дорожную упаковку салфеток.
— Все это — полный бардак, — это наиболее сглаженный способ, которым я могу выразить все, что хочу сказать. До сих пор все, о чем я думал, содержит много слов на букву «х» и убийств персонажей.
— Что, если они увидят нас насквозь? — она сморкается. — Ты писатель, а не актер.
Я ухмыляюсь.
— Кто-то однажды сказал мне, что написание книги похоже на самую длинную и запутанную ложь. Если это правда, то актерство не так уж далеко от моей специальности.
На ее лице появляется едва заметная улыбка.
— Посмотри на это с другой стороны, Пейсли. Я плету историю, и у меня это чертовски складно получается, так что поверь мне, что я сделаю эту историю хорошей, ладно? Когда мы окажемся на острове, все увидят, что я безумно предан тебе. Если мое обожание не вызовет у них тошноту, значит, я не преуспел.
Пейсли шмыгает носом и кивает, выглядя нехарактерно ранимой.
— Я собираюсь сплести настолько продуманную историю, что даже мы с тобой можем в ней увязнуть, — я не знаю, откуда берутся эти слова. Из сердца? Уж точно не из головы. Голова знает лучше. Но сердце? Болтливый ублюдок.
Пейсли с трудом сглатывает. Она расслабляется на своем сиденье, наклоняясь ко мне.
— Я счастлива, что ты здесь, Клейн.
— Мы в этом деле вместе, Пейсли. Даже если сегодня лишь понедельник, но ты решишь, что с тебя хватит, только скажи. Я посажу тебя к себе на спину и уплыву с острова. Поняла?
Ее губы изгибаются вверх.
Я готов на все, лишь бы улыбка не сходила с ее лица, лишь бы уголки ее рта приподнимались выше.
— Я еду ни по какой другой причине, кроме той, чтобы поддержать тебя.
Моя цель достигнута. Она улыбается.
— И съесть торт, — добавляет она. — Я обязательно пойду, чтобы съесть торт.
Я улыбаюсь шутке.
— Точно. Торт. Я тоже здесь ради торта.
В этот момент я понимаю, что сделал бы это для нее, не взяв ничего взамен. Никакого цифрового маркетинга. Никаких социальных сетей. Никакого торта.
Она смотрит в лобовое стекло и делает глубокий вдох.
— Клейн, послушай, я тут кое о чем подумала, — ее нервный взгляд пробегает по моему лицу.
— Скажи это, — подбадриваю я. — Ты можешь сказать мне все, что угодно.
— Я не хочу, чтобы наш первый удачный поцелуй произошел на глазах у моей семьи.
Это ангелы ликуют в моей груди? Трио трубачей? Я бы не хотел ничего больше, чем перебраться через эту консоль и немедленно завладеть ее ртом.
Единственное, что меня останавливает, — это то, каким ужасным был наш первый поцелуй. Наш первый удачный поцелуй не может быть просто хорошим. Он должен быть феноменальным.
Пейсли сосредотачивается на моем рте, и ангелы и трубачи возобновляют свою работу.
Я довольствуюсь тем, что беру ее за руку и сжимаю мягкую, теплую ладонь.
— Я никогда, ни на секунду, не собирался сопровождать пьяный беспорядочный поцелуй фальшивым целомудренным чмоканьем, призванным успокоить каких-то зрителей, — перевернув ее руку, я прослеживаю линии на ее ладони. Я не знаю, как она воспримет то, что я собираюсь сказать, поэтому опускаю взгляд. — Я намерен сделать наш первый удачный поцелуй таким невероятно хорошим, что тебе будет трудно вспомнить, что у нас когда-то был плохой.
Ее пальцы внезапно смыкаются, останавливая мои блуждающие прикосновения. Наши руки переплетаются, она подталкивает меня под подбородок и побуждает мой взгляд встретиться с ее взглядом.