Кажется, что это было целую жизнь назад. А разве десятилетие считается целой жизнью? Именно столько времени прошло с того последнего лета, когда Ройсы отдыхали всей семьей из пяти человек. Один взгляд в окно спальни в тот самый момент, когда мой отец и соседка слились в поцелуе, достойном фильма, и все.
Но сейчас я не буду об этом думать. Надеюсь, я буду думать об этом как можно реже.
— Вот мы и на месте, — объявляю я, входя в комнату.
— Вау, — восклицает Клейн, входя следом за мной.
Нас встречает большое окно, занимающее три четверти стены, а за ним — океан, сверкающий в темноте позднего вечера. Занавески обрамляют окно нежным белым кружевом. У него же стоит кресло, обитое тканью в сине-белую полоску в морском стиле. Я уже вижу, как Клейн сидит в нем и читает свои книги. Набрасывает контуры своего следующего романа.
У одной стены находится комод и вход в ванную. Напротив — моя вторая любимая часть этой комнаты, стена из деревянных панелей, у которой расположены кровать и два ночных столика. Кровать королевских размеров, с соответствующими изголовьем и изножьем, похожими на плетеные канаты темно-серого цвета. Постельное белье фактурное, белое, с подушками в тон синим полоскам на кресле. И…
О нет.
Я резко смотрю на Клейна.
Его руки в карманах, губы сжаты.
Клейн уже знает, но я все равно говорю это вслух:
— Здесь только одна кровать.
Как я могла не заметить этого за милю? Конечно, здесь только одна кровать. В этой комнате всегда была только одна кровать.
Мой разум мчится с бешенной скоростью. У меня что, голова взрывается? Похоже на то.
— Пейсли, — Клейн берет меня за плечи. — Успокойся. Может, мы найдем где-нибудь надувной матрас, и я буду спать на нем.
Я киваю, хотя уверенности у меня мало. Меня терзает чувство вины. Я тащила Клейна через все Соединенные Штаты не для того, чтобы он спал на надувном матрасе.
И да, он обещал мне эпически хороший поцелуй, но это не значит, что мы должны спать в одной постели. Ведь так?
Клейн открывает свой небольшой чемодан и начинает распаковывать вещи. Я делаю то же самое, начиная с того, что вешаю платье в шкаф. Легким прикосновением я любуюсь тканью. Я единственная на свадьбе, кто носит платье с узором. Каролинские синие розы на белом фоне, длина в пол, корсетный верх и три ряда оборок по низу. Оно раскачивается, со скрытым разрезом, доходящим до середины бедра. Надо отдать должное Сиенне, у нее исключительный вкус. Три оставшиеся подружки невесты наденут платья разных фасонов, все в оттенке синего, который совпадает с моим.
Бросив последний взгляд на потрясающее платье, я закрываю шкаф и направляюсь в ванную с туалетными принадлежностями.
— Ты не возражаешь, если я включу музыку? — спрашивает Клейн.
— Давай, — кричу я в ответ из душа, где выстраиваю в ряд свои бутылочки.
Начинают играть «Бич Бойз», и это заставляет меня улыбнуться. Мой дедушка любил «Бич Бойз».
— Хороший выбор, — говорю я Клейну, возвращаясь в спальню, чтобы начать распаковывать свою одежду. Клейн стоит у окна и смотрит на улицу.
— Не могу поверить, что ты проводила здесь все лето, — говорит он. В его голосе смешались благоговение и тоска. — Мы несколько раз ездили в Калифорнию, когда я был маленьким, но потом…— он прерывается.
Неужели он собирался рассказать о своем отце? Или о чем-то еще, что заставляет его замыкаться в себе?
— Мы перестали ездить, — неубедительно заканчивает он. — И я уверен, что ты уже знаешь это, но летом есть места гораздо лучше, чем Феникс.
— Все не так плохо, — говорю я, убирая стопку пижам в ящик. — Ты остаешься внутри, с кондиционером, и ходишь из одного магазина с кондиционером в другой. Это обратная сторона зимы в холодном климате, когда они остаются внутри в поисках тепла.
— Полагаю, что так.
— Здесь тоже бывает жарко. И влажно.
— Но здесь есть пляж.
— Ты меня подловил.
— Ты была права, Пейсли, это волшебное место. Там океан, — показывает он, затем поворачивается, — при этом в той стороне дубы. И животные. Ты знаешь, что на острове водятся олени? И лисы?
Я кладу белье в ящик и закрываю его бедром.
— Кто-то читал одну из книг, которые он стащил.
— Когда ты складывала свои вещи в ванной, — говорит он, указывая на раскрытую книгу на подлокотнике кресла. — Наверное, нам стоит пойти на пляж и сфотографироваться, чтобы отправить Сесили.
— Как скажешь, Клейн-писатель.
Я выхожу из комнаты, чтобы дать Клейну время переодеться и освежиться, и он встречает меня на кухне, где у моей бабушки в голландской печи кипит домашний куриный суп с лапшой.
— Лозанна, не хотите пойти с нами на пляж?
Моя бабушка лучезарно улыбается на приглашение Клейна, но говорит:
— Вы двое идите. Я давно мечтала испечь домашнее печенье, и это, кажется, хороший повод. Ты любишь печенье, Клейн?
— Я люблю домашнее печенье гораздо больше, чем положено мужчине.
Бабушка хихикает. Она бросает на меня взгляд.
— О, Пейсли. Мне он нравится. Ты должна оставить его себе.
Я подмигиваю Клейну.
— Я подумаю над этим.
Я не сомневаюсь, что Клейн — один из лучших. Это был бы идеальный момент для того, чтобы он осыпал меня страстными, но уважительными поцелуями, но поскольку нам нужен один настоящий, прежде чем начнутся фальшивые поцелуи, я заставляю себя успокоиться.
Надев шляпу и солнцезащитные очки, я выхожу вслед за Клейном на крытое крыльцо. Я указываю на частную деревянную дорожку к пляжу. Он берет меня за руку, пока мы идем, переплетая свои пальцы с моими.
— На случай, если твоя бабушка будет смотреть, — объясняет он, сжимая мою руку. — На задней стороне этого дома около пятнадцати окон, и она, вероятно, сможет увидеть нас по крайней мере через восемь из них с того места, где она стоит на кухне.
— Ты упустил прекрасную возможность поцеловать меня там, на кухне. Просто что-то милое и маленькое, чуть больше, чем просто чмокнуть, но не слишком сильно.
— Я знаю, — хрипло говорит он. — Но я ясно выразил свои намерения.
— Тебе лучше поскорее реализовать эти намерения, потому что завтра к нам нагрянет вся моя семья.
— Я в курсе.
Мы делаем три шага к следующей части дорожки. Клейн останавливается в конце, когда мы достигаем вершины песчаной дюны. Океан, столь же потрясающий, сколь и мощный, омывает песчаный берег.
— Мне всегда нравилось слушать океан.
— Ты Рыбы?
— Четвертого марта.
— Рыбы.
— Как это связано?
— Ты — водный знак, — на меня накатывает облегчение. — Как мы забыли спросить о дне рождения друг друга? А ведь это очень важно знать.
— Какой знак одиннадцатого января?
Я вздрагиваю.
— Это мой день рождения.
— Я знаю.
— Откуда ты это знаешь? — должно быть, он спросил Палому или Сесили.
Он пожимает плечами, и я не только вижу, но и чувствую это, потому что он все еще держит одну из моих рук.
— Я иногда видел тебя в кафетерии перед началом занятий. Однажды кто-то подошел к тебе и протянул кекс со свечой в центре.