Ничего себе. Эта семья серьезно относится к кофеину. Не то чтобы я жаловался. В любое время суток во мне, вероятно, в той или иной степени содержится кофеин.
Я беру кружку и готовлю кофе так, как мне нравится, и к тому времени, как я размешиваю сливки в чашке, на кухню заходит Лозанна.
— Доброе утро. Хорошо спалось?
Я киваю, отмечая, что она снова одета именно так, как описала ее вчера Пейсли.
Бабушка с побережья. Я определенно запомню это и использую в будущем романе.
— Да, спасибо.
— Как вам кровать? Матрас новый. Вы двое первые, кто на ней спит.
— В самый раз, — заверяю я ее. Благодаря тому, что я сменил постель в середине ночи, мне не приходится врать.
— Хорошо, — говорит Лозанна, добавляя в кофе каплю ванильного сиропа. — Сегодня к нам съедутся все члены семьи. Ты должен быть хорошо отдохнувшим к их приезду.
Она присоединяется ко мне за столом на кухне. В эркере слева от меня виден восход солнца над океаном.
— Тридцать лет я просыпаюсь с этим видом, и он мне до сих пор не надоел.
— Фотографии не передают всего этого.
Я искал остров в Интернете, смотрел изображения. Хорошая фотография не заменит реальности. Завтра утром я планирую отправиться туда, когда солнце только заглянет за горизонт. Пока же мне нужно быть здесь, разговаривать с Лозанной и узнавать больше о семье Ройсов до их приезда.
— Пейсли сказала мне, что у ее родителей бурные отношения.
Лозанна тихонько смеется.
— Можно и так сказать. Моя дочь несколько лет мечтала навсегда выгнать бывшего мужа из своей жизни, но успокоилась, когда увидела, как сильно это ранит ее детей. Особенно Пейсли.
Лозанна смотрит на меня с беспокойством, как будто, возможно, она сказала слишком много. Я понимающе киваю, чтобы успокоить ее. Большую часть этого я уже знал, но то, что больше всего это задело Пейсли, — новая деталь. Я подавляю желание поинтересоваться, спросить, почему Пейсли переживала больше, чем ее братья и сестры. Мне кажется, что об этом должна рассказать Пейсли, а не Лозанна.
Мы говорим о моей работе бармена и о книге.
Лозанна теплая и веселая, она напоминает мне мою маму. В ней есть легкость, и мне сразу становится комфортно в ее доме и в разговоре с ней.
Пейсли прокрадывается на кухню, прищурив глаза.
— А вот и моя ясноглазая и взлохмаченная внучка, — поддразнивает Лозанна.
Пейсли ворчит. Она наливает кофе и идет к нам с чашкой, зажатой в ладонях.
Я поднимаюсь, отодвигаю кресло рядом со своим и усаживаю ее туда.
— Доброе утро, Ас, — говорю я, сохраняя легкий тон, и прижимаюсь мягким поцелуем к ее виску. Так поступил бы парень, или, по крайней мере, так поступил бы я, будь я ее парнем.
Она наклоняется ко мне, к моему прикосновению, отталкиваясь головой от моих губ.
— Ас? — спрашивает Лозанна, сгибая ногу и подворачивая ее под себя. — Ну разве это не мило? Мне нужно знать историю этого прозвища.
Пейсли смотрит на меня, чтобы я ответил. Она потягивает кофе, и я вижу, как пелена начинает рассеиваться. Я удерживаю ее взгляд. Ее глаза расширяются, в них появляется понимание. Неужели она вспоминает, как я ночью пробрался в ее постель? А может, она думает о том, как она пробралась ко мне?
— Ну, — отвечаю я, не сводя глаз с Пейсли, ее неаккуратного хвостика и помятой пижамы. — Пейсли кажется мне способным человеком. Вы бы видели, как она ходит по коридорам P Squared Marketing. Она идет уверенно, как будто знает, что она босс. Она лучшая. Опытная. Ас.
На щеках Пейсли расцветает нежный румянец.
— Он меня перехваливает, — уверяет она бабушку, поднося кофе к губам.
— Я в этом сомневаюсь, — отвечает Лозанна.
Проводя кончиком пальца по ее розовой щеке, я говорю:
— Просто радуйся, что я выбрал Аса, а не Виртуоза. Или Чемпиона.
Плечи Пейсли подрагивают, когда она смеется, одновременно глотая кофе. Откашлявшись, она говорит:
— Ас предпочтительнее.
Мой палец проходит еще один дюйм, собирая короткую прядь волос, выпавшую из ее хвоста, и заправляя ее за ухо.
— Ас, — окончательно киваю я.
Ее губы слегка приоткрываются, приглашая меня войти, а затем она внезапно разрывает связь наших взглядов и спрашивает у бабушки:
— Во сколько сегодня все приезжают?
— В одиннадцать. Твоя мама планирует приготовить на обед свой любимый суп. Я сделаю салат.
Пейсли кивает.
— Хорошо. У меня будет достаточно времени, чтобы взять Клейна на велосипедную прогулку.
— На Старую Лысину?
Моя мама, если бы она была здесь, пошутила бы, что Лозанна называет кого-то в преклонном возрасте и с отсутствием волос.
Я догадываюсь, что Старая Лысина — это название чего-то, может быть, места, и Пейсли говорит:
— Позже, на неделе. Сегодня я хочу помочь Клейну освоиться на местности. И отвезти его в «Наути Боулз».
— «Наути Боулз»? — спрашиваю я.
Пейсли отвечает:
— Смузи-боулы. Асаи-боулы. Кофе. Вкусная выпечка.
Я оставляю Пейсли допивать кофе, пока готовлюсь. Мы меняемся местами: она готовится, а я проверяю шины велосипеда. Они спущены, но не бойтесь, я также заметил велосипедный насос рядом с надувным матрасом в сарае.
Велосипеды пляжные, один — нежно-розовый, а другой — мятно-зеленый. К розовому велосипеду прикреплена белая корзина, на спицы у него намотаны разноцветные лампочки.
Пейсли находит меня за домом, заканчивающего с последней шиной. На ней белое платье чуть выше колен и с завязками сзади на шее. Она смотрит мне прямо в глаза и говорит:
— У тебя было много работы с накачкой за последние двенадцать часов.
Стоя прямо, с велосипедным насосом в руках, я ищу на ее лице намек на пошлую шутку. Хуже того, она каким-то образом услышала меня прошлой ночью, несмотря на то, что я прижимал руку ко рту в попытке быть бесшумным.
Пейсли берется за ручку велосипеда и перекидывает ногу, поправляя платье, чтобы сесть как следует.
— Выбрось свои мысли из головы, Мэдиган. Сначала ты обвиняешь меня в том, что я взяла с собой в поездку вибратор, а теперь не можешь смириться со словом «накачка»?
Она дразнит меня. Мне это нравится.
Она продолжает.
— Я видела, как твоя кровать сдулась за ночь. Это облегчило мне работу, когда я вставала с кровати сегодня утром, но, вероятно, не лучшим образом сказалось на качестве твоего сна.
Я почесываю лоб большим пальцем.
— Об этом. Оказывается, я только пол ночи плохо спал.
— Почему?
— Утром я проснулся в твоей постели. Вообще-то я не помню, как я туда забрался. Но, да. Я проснулся рядом с тобой.
Ее глаза сжимаются.
— Я думала, что это сон. Когда я проснулась, я решила, что мне это приснилось.
— Значит, ты помнишь, как я лег рядом?
Она кивает.
— Смутно, но да. Ты откинул одеяло и забрался внутрь. Ты не сказал ни слова, но ты, — ее глаза вспыхивают, как будто ее осенило, — ты притянул меня к себе.
Я качаю головой, прежде чем она заканчивает предложение.
— Ты сама прилипла ко мне в какой-то момент ночью. Я знаю это, потому что ты лежала на моей стороне кровати, когда я проснулся.