Теперь она сама качает головой.
— Ложь. Все это.
Я пристально смотрю на нее. Она так же смотрит на меня с тем же решительным выражением, которое я чувствую на своем лице. Тупик.
— Согласны не соглашаться? — я протягиваю ей руку.
Она смотрит на нее, резко вздернув подбородок.
— Никогда.
Пейсли отталкивается, крутя педали по подъездной дорожке. Ее белый сарафан длиной до колен трепещет от создаваемого ею ветерка.
На велосипеде она выглядит чертовски мило, хвостик раскачивается, а солнце светит на нее. Я быстро достаю из кармана телефон и делаю снимок. Позже я отправлю его Сесили.
Перекинув ногу через зеленый велосипед, я отправляюсь вслед за ней.
Мы отправляемся на север, прочь от пляжа. Вскоре растительность уступает место живым дубам, густым и зеленым. Солнечный свет проникает сквозь листву, сквозь ветви и освещает дорожку. Мимо проезжают гольф-кары, каждый водитель поднимает руку в знак приветствия.
Я еду в футе позади Пейсли и немного слева от нее, так что я нахожусь на дороге больше, чем она. Она улыбается, пока едет, ее лицо светлое и открытое. Беззаботная и счастливая, Пейсли ведет нас по дороге, замедляя ход, когда мы подъезжаем к лужайке.
Я останавливаюсь рядом с ней, мой взгляд поднимается все выше и выше, пока не достигает вершины маяка перед нами.
— Старая Лысина, — объявляет она. — Это самый старый действующий маяк в Северной Каролине. Он уже давно не работает, но люди могут забраться на его вершину.
— Мы заберемся туда?
— В другой день, — говорит Пейсли, перемещаясь в сторону на велосипеде, чтобы выехать на тропинку. — «Наути Боулз» ждет.
В центре острова расположился ряд магазинов. Одежда, кафе, продукты, вино и «Наути Боулз». Мы ставим велосипеды на велопарковку у входа, и я осматриваюсь, пока Пейсли идет впереди по кирпичной дорожке. Солнце заливает патио перед домом, падая на растения в горшках, стоящих у входа.
Пейсли ждет, приоткрыв дверь, и наблюдает за мной.
— Мне нравится наблюдать, как ты подмечаешь все, что видишь.
— Я хочу все запомнить.
Я перевожу взгляд с деревьев, колышущихся над головой, и нахожу Пейсли. Голова наклонена, уголки губ с левой стороны слегка изогнуты.
Все. Особенно мягкость взгляда Пейсли, океанский цвет ее глаз, то, как платье обтекает ее изгибы.
Прижав руку к открытой двери над головой Пейсли, я жду, когда она войдет в кафе. Но она не входит. Она проводит мгновение под моим взглядом, больше похожее сразу на десятки таких, достаточно близко, чтобы до меня донесся ее аромат апельсиновых цветов.
Она моргает, и заклинание разрушается. Я киваю ей, чтобы она зашла внутрь, и она отталкивается от двери, проходя вперед меня.
Помещение небольшое, оно имеет общий проход с магазином товаров по соседству, и в нем пахнет фундуком и сахаром. Длинный прилавок из мясного ассортимента завален выпечкой в индивидуальной упаковке, а на двух висячих табличках перечислены фирменные напитки и боулы.
— Что ты будешь? — спрашиваю я Пейсли. Она покачивается рядом со мной, сцепив руки, читая меню.
— Хм. «Оригинальный» звучит неплохо. А ты?
— Два «Оригинальных», пожалуйста, — говорю я девушке за прилавком, доставая бумажник из заднего кармана.
— Я сама могу заплатить за свой, — говорит Пейсли, подходя ближе.
Я отдаю наличные и смотрю на нее сверху вниз.
— На свиданиях плачу я. Да, ты независима. Да, тебе не нужно, чтобы я покупал тебе вещи. Но если я твой парень, я плачу. Конец истории.
Она на секунду задумывается, ухмыляется и радостно говорит:
— Хорошо.
Я ожидал большего сопротивления, и мне стало легче от того, что его не будет.
Мы выходим с нашими асаи-боулами на залитый солнцем внутренний дворик. Я доедаю свой в рекордные сроки, а вот Пейсли ест медленно. Она кладет ложку в рот, откидывается на спинку кресла, закрыв глаза и впитывая солнечные лучи, затем удовлетворенно вздыхает, вынимая ложку изо рта.
В этот момент становится больно. Ее красота может быть смертоносной. Возможно, я буду молить о пощаде еще до конца недели.
— Здесь все вкуснее, — говорит она, открывая глаза и ставя на стол полупустую бумажную чашку. — Здесь все чувствуется лучше. Это отпуск, но это и дом. Так было каждое лето. Я была в гостях, но остров был моим, — ее лицо заливает румянец. — Наверное, это звучит нелепо. Слишком эмоционально.
— Если хочешь поговорить об эмоциях, я тот, кто тебе нужен, — я беру ее чашку с оставшимся и молча спрашиваю, могу ли я доесть? Пейсли кивает. — Эмоции — это моя фишка, Ас. Мне нравятся большие, мне нравятся маленькие, мне нравятся беспорядочные, мне нравятся все.
Из нее вырывается смех.
— Ты цитируешь Доктора Сьюза[xlvi]?
Я доедаю ее боул и говорю:
— Я цитирую Клейна Мэдигана.
Она надавливает своей обутой в сандалию ногой на мою.
— Похоже, этот парень имеет в виду то, что говорит.
Сложив наши чашки, я выбрасываю их в ближайшую урну и протягиваю руку, чтобы помочь Пейсли подняться с места.
— Так и есть.
Пейсли кладет свою руку в мою, позволяя мне держать ее, пока она стоит. Я бы хотел держать ее и дальше, но у нас нет зрителей. Никого, кого нам нужно в чем-то убеждать.
— Готова продолжить экскурсию? — спрашиваю я, снимая велосипед Пейсли со стойки и подкатывая его к ней. Она берется за руль, и тут я замечаю крошечное фиолетовое пятнышко в уголке ее губ.
Не задумываясь, я протягиваю руку и провожу пальцем по пятну. Пейсли напрягается, рама велосипеда уже между ее бедер, затем она расслабляется.
— Асаи, — объясняю я.
Я нежно потираю место, где пятно уже исчезло.
— Думаю, ты уже стер.
Голос у нее низкий.
Я провожу большим пальцем еще два раза.
— Оно упрямое. Но уже почти все.
Еще один взмах, и я отступаю назад, садясь на велосипед с неприятным чувством стеснения в груди. Быть рядом с Пейсли — это изысканная пытка.
Мы едем по острову, и Пейсли указывает на достопримечательности, мимо которых мы проезжаем. Набережная, куда приходят паромы. Организация по охране природы, где ученые работают над защитой морских черепах и сохранением барьерных островов. Часовня (прекрасное место, по мнению Пейсли, но не там, где Шейн и Сиенна собираются пожениться). Мы делаем перерыв рядом с заливом, где поле для гольфа, пьем из бутылки с водой, которую она принесла, и пытаемся разглядеть аллигаторов в воде.
— Здесь потрясающе, правда? — горло Пейсли движется, когда она пьет. — Это уединенный остров, но здесь есть все, что нужно человеку.
— В этом есть что-то сюрреалистическое, — подтверждаю я, забирая бутылку из ее протянутой руки и не сводя глаз с воды. Мы находимся в двадцати футах, но это жутко, особенно для этого человека из Аризоны. Даже через пять минут, когда ничего не поднимается на поверхность, я все еще бдителен.
Пейсли задирает голову к небу, греясь на солнце.
— Сегодня никаких аллигаторов, Мастер Слова. Ты готов к тому, что наша операция действительно начнется? К тому времени, как мы вернемся, все должны быть на месте.
Протянув руку, я провожу кончиком пальца по ее обнаженному горлу. Она вздрагивает, открывает глаза, но не отстраняется.