Ее губы изгибаются в улыбке, которую я чувствую.
— Зачем это было нужно?
— Твоему бывшему нужно было напомнить, что ты теперь чья-то девушка. Моя.
Я отпускаю ее, но продолжаю обнимать за плечи.
Мы держимся вместе до конца ночи. Моя рука остается на ней. Когда она говорит со мной, она касается моей груди, моих рук, какой-то части меня.
Я понимаю, что мы находимся на глазах у людей, и это часть спектакля.
Но так ли это? Полностью? Должно ли это быть так легко?
Несмотря на повторное надувание матраса, он сдувается к середине ночи. Я надеюсь, что вчерашнее приглашение, сделанное Пейсли, все еще в силе, потому что я не хочу, чтобы завтра у меня болела спина.
Пейсли просыпается, издавая милые сонные звуки, когда я проскальзываю между одеялами.
— Клейн, — мягко произносит она мое имя, прижимаясь к моему телу. Я застываю на месте, ожидая, когда она полностью проснется и ударит меня локтем в живот. Она прижимается сильнее, устраивая голову на подушке. — Думаю, пока мы здесь на неделю, нам стоит расслабиться и повеселиться вместе. По-настоящему насладиться этим местом, — она зевает. — Мы должны заняться сексом. Большим количеством секса.
После этого она быстро засыпает.
Но не я. Я смотрю в потолок и не могу уснуть весь следующий час.
Клейн Мэдиган
@kleinthewriter
Солнце, песок, напиток в руке. И красивая женщина на пляже.
18 комментариев. 2к лайков. 7 репостов.
ГЛАВА 27
Пейсли
Я начинаю сгибать ногу.
Когда я не натыкаюсь на теплое твердое тело, я отползаю на несколько дюймов дальше.
Ничего.
Вытягиваю ногу. По-прежнему ничего.
Открытие глаз подтверждает то, что я уже знала. Клейна нет в моей постели.
Странное чувство наполняет меня. Не грусть, а скорее… ощущение потери. Хотела ли я проснуться рядом с ним? Что это значит?
Дверь в спальню открывается. Клейн медленно входит, улыбка расплывается по его лицу, когда он видит, что я проснулась.
Я заставляю себя сесть, пытаясь пальцами пригладить волосы на голове.
— Доброе утро.
— Доброе утро, — отвечает он, аккуратно закрывая дверь ногой. Он ярко улыбается и держит в руках две кружки.
Он идет ко мне с кофе, и я уже протягиваю руки.
— Надеюсь, так нормально, — говорит он, отдавая мне чашку, украшенную яркими морскими ракушками. — Так ты готовила свой кофе вчера.
Он помнит, как я приготовила кофе вчера? Он обратил внимание? Я напряженно моргаю и делаю глоток, отгоняя щемящее чувство удовольствия, подступающее к сердцу.
Здесь происходит многое, к чему я не привыкла. Просыпаться рядом с кем-то? Такого не случалось уже много лет. Чтобы кто-то уделял мне столько внимания, что даже запомнил, как я готовлю кофе? Возможно, никогда.
Клейн устраивается на своей стороне кровати, лицом ко мне. Взъерошенные волосы и сонное лицо делают его еще более привлекательным. Он надел простую белую футболку, чтобы спать в ней. Неужели он делает это для моего же блага? Как сказать ему, что мне было бы выгоднее, если бы он снял футболку? Что если я…
О боже.
Горячий кофе грозит вылиться на белое покрывало.
Должно быть, в моих глазах отразилась паника, потому что Клейн говорит:
— Все хорошо, Пейсли.
Я собираюсь с мыслями, пока глотаю.
— Мы всегда так говорим, не так ли? Мы используем это слово снова и снова. «Хорошо».
Клейн кивает.
— Похоже, мы часто используем это слово.
— Насчет того, что я сказала посреди ночи, — колеблюсь я, и Клейн твердо говорит:
— Пейсли, не волнуйся. Я не буду настаивать на этом.
Я подношу чашку с кофе к губам, чтобы хоть что-то было передо мной, импровизированный щит. Не могу поверить, что собираюсь это сделать.
— Что ты думаешь о том, чтобы все-таки настоять?
Клейн открывает рот. Закрывает его. Обдумывает что-то, затем снова открывает рот.
— Как ты думаешь, ты сейчас в уязвимом месте?
— Да, — честно отвечаю я.
— Я так и думал, — вздыхает он. — Вчера вечером мне потребовался целый час, чтобы заснуть после того, как ты это сказала. Я все время прокручивал это в голове, пытаясь понять, была ли твоя идея очень хорошей или очень плохой, — он морщиться, вероятно, из-за неудачного выбора слов.
— Ты можешь лучше, — говорю я, нахмурившись. — Ты не «очень грустный», ты «угрюмый»![xlviii] — я поднимаю кулак, перенимая тон голоса, призывающий к действию, который использовал Робин Уильямс в «Обществе мертвых поэтов».
На его губах играет улыбка.
— Я говорил тебе, что это один из пяти моих любимых фильмов?
— Нет, но мне кажется, что это не такой уж большой шаг вперед.
Он молчит, проделывая эту штуку с насупиванием бровей. Теперь я знаю, что это означает, что он о чем-то напряженно думает, но вряд ли скажет вслух, о чем именно.
— Я пытался понять, была ли твоя идея превосходной или губительной, —ухмыляется он. — Так лучше?
Я решительно киваю.
— Мне нравится, что ты бросаешь мне вызов.
— Мне нравится бросать тебе вызов, — мой подбородок вздергивается. — Так ты пришел к какому-то выводу?
Он качает головой.
— Ничего конкретного. Но я не хочу пользоваться тобой, это я знаю точно.
— Я ценю это, и не думаю, что ты будешь. Это тяжелая неделя для меня, но мне приятно, что ты здесь. Приятно, что кто-то на моей стороне, а не то, что нужно принимать чью-то сторону. И я знаю, что моя бабушка была бы на моей стороне, если бы ее заставили выбирать, — я пожимаю плечами, пытаясь выразить словами то, что я чувствую. О чем я прошу. — С тобой все по-другому. Как будто у меня есть партнер. …Друг?
Клейн кивает, говоря мне, что да, мы друзья.
Странное чувство — наконец-то назвать его своим другом, хотя на самом деле мы были друзьями уже несколько недель.
Отпив последний глоток кофе, я ставлю чашку на тумбочку и откидываю одеяло. Моя ночная рубашка задралась, и я смотрю на Клейна в тот момент, когда он замечает татуировку на верхней части моего бедра. Его глаза вспыхивают, губы приоткрываются.
Невинно я приподнимаюсь и задираю подол, чтобы показать чернила.
— Удивлен?
Его глаза темнеют, челюсть напрягается. На его лице читается голод, основной инстинкт поглощения. Меня.
Он молчит. Внутренне я радуюсь, что украла все слова у Мастера Слова.
Я опускаю подол, и он спрашивает:
— Что там написано? Я был не в состоянии прочитать.
— Думаю, тебе придется узнать это в другой раз. Мне нужно готовиться к походу на Старую Лысину, — через зеркало на комоде я наблюдаю за тем, как он следит за мной.
Я самодовольная?
О, да.
Мы выезжаем из-под купола темно-зеленых листьев и видим, что небо над головой темное, тяжелые тучи предвещают дождь.
— Мы почти приехали, — говорю я Клейну, сидящему на велосипеде рядом со мной.
Он кивает и смотрит на небо, в его взгляде нет ни капли беспокойства.
Первые капли дождя, крупные и тяжелые, падают в тот момент, когда мы паркуем велосипеды у стойки в центре для посетителей. Мы оплачиваем проход и бежим по травяной лужайке, поднимаемся по лестнице через деревянную дверь и заходим в маяк.