Я смотрю на нее сверху вниз, не в силах сдержать восхищение в глазах.
— Ты нечто иное, Пейсли. Что-то чертовски особенное.
Мои губы опускаются к ее бедру, к этому слову. Attraversiamo.
Кончик моего языка прослеживает надпись. Я поднимаю взгляд, мой рот все еще прижат к ее коже. Пейсли смотрит на меня, ресницы трепещут.
— Клейн, — говорит она, но после этого больше ничего не следует. Ни просьбы. Ни вопроса. Только мое имя, потому что она может. Потому что хочет.
Я посасываю ее бедро, татуировку, втягиваю кожу в рот и прикусываю. Она задыхается, и ее рука снова находит мои волосы. Мой рот опускается с ее бедра, скользит вниз по склону, к тому месту, где раньше исследовали мои пальцы. Ее бедра, все еще сомкнутые вместе, образуют букву «V».
Приподнявшись, я смотрю в ее закрытые глаза.
— Пейсли, если ты хочешь меня здесь, тебе придется открыться для меня.
Ее глаза открываются. Она смотрит на меня и делает именно это.
Устроившись между ее коленями, я провожу руками по ее бедрам, наблюдая, как они исчезают под подолом ее платья. Я продвигаюсь все выше, пока ткань не доходит до ее тазовых костей.
Я смотрю вниз на нее, открытую для меня.
— Вот это да, — говорю я, оценив светло-розовое кружево.
Пейсли улыбается.
— Это белье, достойное того, чтобы его снять.
Зацепив пальцами пояс, я стягиваю их с ее тела. Они были красивыми, пока были на ней.
А здесь, прямо, блять, мой рай.
— Такая красивая, — восхищаюсь я, и пунцовый румянец заливает щеки Пейсли.
Устроившись поудобнее, я прижимаюсь ртом туда, куда хочу. Где хочет Пейсли. Раньше мы прятались в кладовке, у нас было мало времени. Теперь она лежит на спине на большой мягкой кровати, и я не тороплюсь. Ее ногти царапают мне кожу головы, пока это не становится слишком сильным, и она закрывает рот рукой, чтобы заглушить стоны. Ее бедра подрагивают, и я прижимаю предплечье к ее животу, чтобы удержать ее на месте.
Одно скользящее движение по ней. Потом еще одно. Ленивое поглаживание, перекат. Медленный круг, от которого мышцы ее бедер напрягаются, а затем я впиваюсь в нее ртом, пока ее тело не отрывается от кровати. Мышцы бедер подрагивают, она молчит, в то время как ее бьющееся тело кричит за нее.
— Хотел бы я, чтобы ты увидела, как прекрасно ты выглядишь, — говорю я, садясь. Ее волосы вьются вокруг головы, а щеки самого прекрасного темно-розового цвета.
— Если это что-то похожее на то, как ты выглядел, когда я отвлекла тебя от боли, то уже знаю.
— И ты называешь меня Мастером Слова.
Она ухмыляется.
— У твоего рта много талантов.
— Для моего следующего действия…— запустив руки в пояс шорт, я быстро стягиваю их вниз.
Глаза Пейсли прикованы к той части меня, которая выпирает вперед.
— У меня нет презервативов. Я не ожидала ничего подобного.
— Я захватил несколько.
Пейсли притворяется удивленной.
— Клейн Мэдиган. Как вы смеете делать такие предположения о леди?
— Меры предосторожности, — уточняю я, хватаясь за шорты. Перед вечеринкой я спрятал один фольгированный пакет в бумажник. — Никаких ожиданий.
Опустившись на колени, я надеваю презерватив на свою длину. Пейсли, опираясь на локти, наблюдает за мной. Слабый свет прикроватной лампы разливает глубокий желтый цвет по кровати и по Пейсли.
Она тянется ко мне, и я устраиваюсь в колыбели ее бедер. Опустив рот, я беру в губы один розовый сосок. Продолжая тему неторопливости, я погружаюсь в работу, обхватывая одну грудь, пока работаю над другой. Пейсли нетерпеливо ерзает подо мной, и я улыбаюсь.
Она издает женственный рык разочарования, и я улыбаюсь еще шире. Это восхитительно.
Пейсли протягивает руку между нами. Она вцепляется в меня, располагая меня прямо там, где мне нужно, и говорит:
— Пожалуйста.
Есть ли что-то, что мне нравится больше, чем слышать это слово, слетающее с губ Пейсли? Сейчас ничего не приходит на ум.
Она задыхается, когда я проникаю внутрь, ее грудь вздымается при вдохе. Провожу поцелуями по ключицам, вверх по шее и, наконец, к ее рту. Я задаю темп, который не быстрый и не медленный, а нечто среднее. Пейсли это нравится. Она складывает ноги так, что они оказываются параллельны нашим телам, ее пальцы пробегают по моей спине и забираются в волосы.
— Посмотри на меня, — говорю я.
Океанская синева вглядывается в лесную зелень.
Здесь есть только она и я.
Ее руки на моей спине, разминающие мышцы.
Крошечные капельки пота, собирающиеся в местах изгибов.
Гладкость наших тел.
— Никогда еще не было так хорошо, — шепчет Пейсли, ее тело поднимается навстречу моему. — Почему мы не занимались этим последние восемь лет?
Мои бедра покачиваются вместе с ее бедрами, ее грудь вздымается от этого движения.
— Потому что мы очень-очень глупые.
Пейсли смеется, и это заставляет ее стенки сжиматься.
Я отстраняюсь и сажусь, подтягивая Пейсли к себе. Она опускается на меня, упираясь коленями по обе стороны.
Мои губы касаются ее шеи.
— Свет включен, так что на этот раз я могу наблюдать за тобой.
Пейсли кивает, направляя мою руку между своих ног. Я молча выполняю ее просьбу, и она устраивает мне шоу. Ее руки на моих плечах, голова откинута назад, соски царапают мою грудь, и, как я уже говорил, я наблюдаю, как ее глаза закатываются назад.
— Прекрасна, — стону я, гладя ее по шее, когда пульсация и дрожь ее мышц стихают.
Она сжимается вокруг меня, приподнимая бедра, а затем опуская их вниз, и прижимается своими губами к моим. Она руководит шоу, ведет меня за собой.
Первобытное, сырое, общее дыхание, и слипшиеся тела. В этом доме больше никого нет. На этом острове. Здесь есть только мы. Мы не целуемся, но ее рот движется по моему в такт с тем, как мы соединяемся.
Мы приближаемся к краю, поднимаясь вверх. Пейсли дергается, сжимая меня, заглушая свои крики. Это подталкивает меня к концу, и теперь она целует меня, а я целую ее в ответ, и я не знаю, что мы сделали, или что мы делаем, или что мы, возможно, начали.
Я знаю только, что Пейсли чувствуется идеально в моих объятиях, идеально в моей груди, и на данный момент этого достаточно.
ГЛАВА 34
Пейсли
Тепло от песка просачивается сквозь полотенце, на котором я лежу. Это идеальный день, целительный, легкий ветерок поднимает мои высушенные солью волосы с плеч. Солнце гордо красуется в центре неба, словно супергерой, демонстрирующий свою униформу.
Клейн лежит рядом со мной.
Ах. Клейн. Все мое тело улыбается, когда я думаю о нем, от кончиков пальцев ног до макушки головы. Прошлая ночь была идеальной. И сегодня утром тоже, когда он прижимал меня к своей груди. Этим утром он был более медленным, ленивым и сонным, почти разрушающим.
Клейн сдвигает солнцезащитные очки на нос, приподнимает брови, спрашивая:
— Тебе нанести заново солнцезащитный крем?